Томас отвел взгляд от фотографии. «Если бы да кабы» — худшая из мук, уготованных пожилому человеку. Бенджамин Рид погиб, когда его сыну было десять лет. Воспитанием занялась молодая, эгоцентричная вдова.
— Так уж вышло. Вспять не повернешь.
— Я верю, — сказал он Абигейл, — что у тебя нет Камней Юпитера, иначе не было бы причины, помешавшей тебе швырнуть их в лицо Жану-Полю.
Абигейл наклонилась над столиком, намазывая на лепешку земляничное варенье.
— Томас, ты меня ненавидишь, потому что теперь я влиятельная женщина и могу плевать на то, что ты обо мне думаешь. Ты ведь не любишь сильных женщин, не правда ли?
— Дорогая, — сказал он утомленно, — если бы ты родилась мужчиной, ты была бы столь же влиятельной и эгоистичной. Здесь нет двойного стандарта. Не льсти себе.
— Как нет? Часто ли мужчин упрекают в себялюбии? Я что-то не слыхала. Их называют целеустремленными, поглощенными работой, решительными. Это женщин считают эгоистичными.
— Не буду с тобой спорить, но я знавал эгоистичных мужчин, однако это не оправдывает твое поведение.
— Поведение? Ты хочешь сказать, что я оказалась недостаточно ревностной женой и матерью?
Томас вздохнул, понимая тщетность дискуссий с Абигейл Рид.
— Ты ищешь оправданий там, где их нет. Да, ты была плохой матерью Квентину, но ты была такой задолго до того, как взяла бразды правления компании. Твой эгоизм не зависит от того, работаешь ты или нет. Ты хороший предприниматель, но это не снимает ответственности за неудачи в остальном. И не сняло бы, даже если бы ты была мужчиной.
— Убирайся из моего дома, Томас. — Она отбросила лепешку, с удовольствием отметив при этом, что ее руки не дрожат. — Не хочу выслушивать оскорбления и маразматический бред.
— А я не хочу, чтобы твоя распря с Жаном-Полем повредила кому-нибудь еще. Ты это понимаешь, Абигейл? — В сердцебиении Томаса опять начались сбои.
— А ты? — Она откинулась глядя на Томаса ненавидящими глазами, но не в силах оторвать взгляд от его дряхлеющего лица. — Черт тебя подери, Томас, если ты всерьез думаешь, что мои дела с Жаном-Полем могут кому-нибудь повредить. Да, я уверенна, что он охотится за Камнями Юпитера. Должно быть, он принял за истину глупые россказни Гизелы и решил, что камни очень ценные. А вдруг, так оно и есть? Жаль, что я их потеряла. Но он знает, что я готова заплатить, лишь бы он отстал от меня. Стало быть, в его действиях есть нечто большее, нежели просто корысть.
— Это ничего не меняет…
— Для тебя, да. А я сдала его полиции и, как ты выразился, сломала ему жизнь. Тебе не приходило в голову, что он не преследовал меня все эти годы лишь потому, что был убежден: Камни Юпитера хранятся у меня. Он хочет не только вернуть их. — Абигейл выдержала напряженную паузу, стараясь придумать способ, как овладеть собой, но потом оставила попытки. — Он хочет отомстить, Томас. Разве ты не понимаешь? Как только он получит камни, сразу возьмется за меня.
Он наклонился над ней так близко, что она могла разглядеть его желтоватые белки, морщины и пигментные пятна на руках и лице, набрякшие мешки под глазами, чтобы она могла понять, что время никого не щадит. Он не сожалел, что дряхлеет. Он повидал немало смертей, сам не раз был в опасной близости от гибели, поэтому он не боялся старости. Но Абигейл и старческая немощь несовместимы.
— Поймите меня правильно, миссис Рид, — сказал он ледяным тоном. — Мне дела нет, будет ли Жан-Поль преследовать вас. Мне все равно, даже если он убьет вас. Меня заботит лишь одно — чтобы его интерес к Камням Юпитера и ваше желание во чтобы то ни стало сохранить их не перехлестнули через край и не поломали жизнь дорогих мне людей. — Он распрямился и старался не делать глубоких вдохов. — А я сделаю все, что смогу, чтобы удержать его подальше от вас. Но не ради вас.
Она вдруг посмотрела на него, словно капризный ребенок, собирающийся показать язык.
— Ты заблуждаешься насчет меня, Томас. Я тоже много страдала…
— Ты не знаешь, что такое страдание.
— Из-за твоей самонадеянности я потеряла мужа!
— Вот видишь, Абигейл, ты на все смотришь со своей колокольни: я страдала, я потеряла. Страдание — это не тогда, когда больно тебе. Это когда больно тому, кого любишь. Но, к несчастью, одно в тебе очевидно и неискоренимо: ты любишь только саму себя.
Она задрала подбородок и грязно выругалась.
— Ах как умно! Избавь меня от дальнейшей брани. Просто сделай, как я просил, — сказал Томас.
— Черта с два.
Он подарил ей омерзительную улыбку: