Вероломство

— Вьетнамскую шлюху, которая использовала тебя, дурачок! — Вдруг Абигейл простонала и тяжело опустилась на стул. На душе у нее было хуже некуда. — Господи, Квентин, ну почему у нас всегда так? Стоит нам начать говорить, как ты вынуждаешь меня на брань. Думаешь, мне это нравится?

— Нет, мама…

— Тогда почему ты так поступаешь? Ради Бога, не заводи со мной разговор о Там. Ты же знаешь, какого я о ней мнения. Я стараюсь тебя понять, а ты мне мешаешь.

Квентин разорвал оладью пополам и продолжал рвать одну из половинок, пока на тарелке не оказалась кучка мокрых кусочков.

— Знаю, мама, извини. Мне кажется, я не заслуживаю того, чтобы ты старалась меня понять.

— Ох, Квентин, Боже мой…

Она вздохнула, злясь на сына и жалея его одновременно. Он очень похож на Бенджамина. Я недостоин тебя, Аб, повторял ей муж тысячу раз. Откуда берутся такие мужчины? И как прикажете их уважать? Хотеть их, прости Господи?

Обойдя стул, на котором сидел Квентин, Абигейл обняла сына за плечи, прижала к себе.

— Ты мое дитя, Квентин, неужели не понимаешь? Ты для меня все. Поэтому я часто с тобой излишне строга, но это не означает, что я тебе не сочувствую, вовсе нет. — Она потрепала его по плечу и вернулась на прежнее место. — Какие у тебя планы на уик-энд?

— Не знаю… Прежде всего надо разобраться с Джедом Слоаном и Жераром.

— А разве есть что-то такое, в чем нужно разбираться?

Квентин прочистил горло и затравленно взглянул на мать, словно на преподавателя военного дела, вечно недовольного ответами питомцев. Ах, думала Абигейл, если бы он только знал, каким привлекательным, властным, умным мужчиной мог бы он быть! Даже в состоянии крайней растерянности и испуга он выглядел настоящим красавцем: густые светло-каштановые волосы, квадратный подбородок, опрятная одежда для отдыха. Вот если бы он не терзался по пустякам, не растравлял себя сомнениями. Ну восстань, восстань против меня, — так и подмывало ее сказать Квентину. Как-нибудь в другой раз. Сейчас ей хотелось, чтобы сын поскорей убрался.

— Ты слышала что-нибудь новенькое о французе? — спросил он.

— Жан-Поль знает: я сделаю все необходимое, чтобы защитить тебя.

Квентин покаянно произнес:

— Мама, прости, что…

— Извинения делу не помогут. Чувствовать себя виноватым — значит заранее смириться с поражением. Ты должен быть сильным, мужественным. Только так ты сможешь справиться с временными трудностями.

— Наверное, ты права, — сказал Квентин. Что еще сказать, он не знал. Сегодня он встал на рассвете и долго бродил по скалистым берегам у дома Вайтейкеров в Норт-Шор. Из головы не выходила Там. Его жгло раскаяние, однако напрасно объяснять это матери. Она не станет слушать, а если даже и выслушает, то не поймет. Как скверно он обошелся с Там после всего, что она для него сделала. Только после того, как он ее бросил, она обратилась за помощью к Джеду Слоану. И неважно, что Квентин собирался за ней вернуться, неважно, что у него не оказалось выбора. В расчет принимаются только поступки.

Водрузив локти на стол и сжимая обеими руками чашку с кофе, Абигейл не торопясь пила крепкий напиток, надеясь, что кофеин даст ей новые силы. Как плохо, что Квентин избегает смотреть ей в глаза. Какие напасти обрушились на их семью. Томас, Ребекка, Джед, Жан-Поль. Может быть, зря она не застрелила Жана-Поля, ведь была такая возможность. Или пусть Нгуен Ким разделался бы с ним. Мертвец в ее кабинете — ну и что? За свой век Абигейл приходилось объяснять и не такое.

Она продолжала:

— Сегодня я улетаю во Францию. Я не планировала отъезд так рано, но нынешней ночью хорошенько все обдумала и решила, что для меня благоразумнее всего уехать из страны. Обычно я не бегаю от трудностей, но вступать в единоборство с Жаном-Полем сейчас, когда под угрозой жизнь и безопасность других: твоя, Ребекки, Джеда… Как бы я ни относилась к последним двоим, я не хочу отвечать за то, что может причинить им Жан-Поль, желая выкрутить мне руки. Лучше я уеду. Если Жан-Поль хочет иметь дело со мной, пусть отправляется на Ривьеру.

— Мама, ты серьезно? Ты сообщишь ему, куда едешь?

Она улыбнулась: Квентин совсем по-мальчишески заботился о безопасности престарелой матери, как мило! Что бы он сказал, узнав, насколько просчитаны все ее шаги?

— Квентин, — философски изрекла Абигейл, — я подозреваю, что Жан-Поль не посмеет преследовать меня во Франции. Я надеюсь — если хочешь, назови это обдуманным риском — что он попросту умоет руки. — Абигейл со вздохом отхлебнула кофе, словно размышляя, надо ли продолжать. Наконец, сказала: — Есть еще одна проблема, о которой я тебе должна сказать.