Я разворачиваюсь в его сторону, пячусь назад, даже не зная, на что могу наткнуться.
— Малыш, прошу, остановись. Почему ты бежишь от меня?
Он стоит в нескольких шагах от меня. И как я думала убежать?
— Не подходи!
— Ты знаешь, что это невозможно.
Чёрт!
— Почему? Почему убегаешь?
Блин, да разве непонятно?
— Ты что, вообще глупый, Марк?
Я же люблю тебя и боюсь, что ты меня не любишь. Я теперь только поняла, почему на самом деле убежала. «Будто раньше такого не было». Это его слова. У него такое уже было. Наверно, и не раз. Для него ничего не значит то, что происходит между нами. Это просто игра, которую он уже проходил.
— Я не глупый, но я не понимаю, как можно быть такой тупой дурой, чтобы убежать босиком, почти раздетой на холод, только потому, что тебе стыдно!
Тупая дура? С ума что ли сошёл? Я качаю головой. Не выдерживаю его слов.
— Ты думаешь, что я из-за этого убежала? Потому, что мне стыдно, что они застали нас? Ты и, правда, глупый, Марк!
— Чего?
— Я люблю тебя! — Кричу ему. — А ты мне что сказал? Застукали они нас, ну и что? Будто раньше такого не было. Для тебя всё это просто так, очередное приключение! Тебе плевать, что между нами! А у меня такое в первый раз. Впервые в жизни я полюбила и готова сделать всё, чтоб тебе было хорошо. Готова сделать то, чего никогда не делала раньше! У меня ведь совершенно нет опыта в таких делах! Я впервые в жизни сблизилась с человеком так! Но твои слова ранили меня, а ты этого даже не заметил.
Я говорю это, а потом разворачиваюсь, хочу убежать как можно дальше от этого жестокого человека. Но не успеваю сделать и двух шагов, как его рука хватает меня за запястье. Марк поворачивает меня к себе, обнимает. Чувствует, как меня сотрясает озноб. Я сопротивляюсь, борюсь в его сильных руках, но он держит крепко.
— Успокойся, маленькая моя, — шепчет Марк, уткнувшись мне в шею. Я слышу в его голосе удивление. — Пожалуйста, пойдём в дом. Ты замерзла, а я не хочу, чтобы ты заболела. И мне совсем не плевать. Прости, что причинил тебе боль.
Он поднимает голову, хочет посмотреть мне в глаза, но я прячу взгляд.
Я призналась, что люблю его. Он удивлён этим признанием не меньше, чем я сама. Я ведь не хотела признаваться. Это точно.
В конце концов, Марк берёт меня на руки. Он прижимает меня к себе. По моим щекам льются слезы, капая Марку на футболку. Он, кажется, не замечает этого.
Я ужасно замерзла. А у него такие тёплые руки, несмотря на то, что он, как и я одет легко и тоже босиком.
Он обходит дом, открывает дверь, и мы оказываемся в тёплой гостиной.
— Ты так сильно дрожишь, — говорит Марк, опуская меня на кресло возле включенного камина. Я постепенно согреваюсь.
— Я принесу тебе плед и чашку горячего чая. Он пересекает гостиную, но вдруг останавливается.
— Ника.
— Да?
— Ты… ты не убежишь больше?
Куда мне бежать? Я провожу рукой по спутанным волосам и качаю головой.
— Я буду здесь.
Он потирает подбородок, кивает и выходит.
Тепло камина наполняет моё тело. Я сижу, почти не двигаясь. Смотрю на искусственное пламя, слушаю такой приятный треск, пусть и фальшивых дров. Я уже вполне успокоилась и чувствую себя лучше. Марк обязательно будет говорить о моих словах. Но я не собираюсь идти на попятную и отказываться от них. Всё, что я сказала — правда. В конце концов, он должен был узнать о моих чувствах. Я буду честна с ним. Не хочу по-другому. Я никогда не умела врать. Но я слишком часто скрывала мои мысли и чувства за молчанием. Почти всю мою юность. Может, поэтому я и не сближалась ни с кем. Мама всегда учила меня, что проявление сильных эмоций и выставление своих чувств на показ — это слабость. Она не только свои чувства спрятала глубоко внутри, но и мои тоже. Контроль, которому она подвергала меня, способствовал тому, что я всегда была замкнута, избегала близких отношений с людьми. Кроме Лидии, конечно. Но и с ней я сблизилась не сразу. Я была одиночкой, как и моя мама.
Я повзрослела и те нити контроля, которыми я была скованна, начали постепенно трескаться. Это происходило медленно. А Марк, ворвавшись в мою жизнь всего две недели назад, порвал эти нити резко и окончательно. Он позволил почувствовать себя свободной, дал раскрыться, наполнил мою жизнь эмоциями и чувствами, ранее не известными мне. Поэтому я не могу скрывать, что к нему испытываю.
— Ника, — зовёт он.
Я открываю глаза. Когда я их закрыла? Он стоит передо мной, в руках у него чашка и какой-то плед.
— Всё нормально? Я звал тебя три раза.
Я потираю лоб.
— Просто задумалась.
— Нужно укрыть тебя. Держи.
Он подает мне чашку с дымящимся чаем. Хочет укрыть мне ноги.
— Подожди, — говорю я, глядя на него. — Может, сам тоже присядешь со мной?
Он поднимает брови.
— Ты хочешь этого? — Слышу надежду в его голосе.
Киваю.
— Да. Конечно, хочу.
Я привстаю. Он садится в кресло, притягивает меня к себе и садит на колени. Я стараюсь не пролить из чашки ни капли. Приподнимаю руки, и он укрывает нас пледом. Я подтягиваю ноги и удобнее устраиваюсь на Марке.
— Ничего, что я с ногами на тебя залезла? — Спрашиваю.