Версаль. Мечта короля

У входа в павильон случилось нечто, на время затмившее великолепие Карусели тканей. Все, кто находился поблизости, поворачивали головы и глазели на то, чему не находили объяснения. В павильон только что вошли Шевалье и Филипп. Брат короля был в великолепном женском платье ярко-красного цвета с серебристой отделкой. На щеках Филиппа лежал слой румян. Видавшие виды придворные и те были ошеломлены. Что же тогда говорить об окрестных дворянах и их женах! Большинство зрителей молчали. Кое-кто рукоплескал. Многие беспокойно переглядывались.

Подойдя к Филиппу, Маршаль подал ему вышитый платок. Увидев это, Шевалье торопливо повлек Филиппа в сторону. Их променад продолжался. Филипп двигался с достоинством, держа голову высоко поднятой.

Несколько мальчишек-подростков, в силу юного возраста и недостаточного знакомства со светским этикетом, прыскали в кулак за спиной у странной пары. Их настроение передалось взрослым, которые начали перешептываться. Чувствовалось, что явление Филиппа в женском платье вызывало у них не только изумление, но и неприятие.

Еще через какое-то время послышалось хрипловатое хихиканье, быстро переросшее в громкий смех. Филипп обернулся и увидел мужчину средних лет, потрепанного сражениями. Глаза воина, однако, не смеялись, оставаясь жесткими и суровыми.

– Изволите насмехаться надо мной? – поджав губы, спросил Филипп.

– Как тут не смеяться? – спросил вояка, в голосе которого сквозило презрение. – Вы же позорите короля.

Знать разинула рты. Швейцарские гвардейцы подошли ближе, готовые вмешаться.

– Насмехаясь надо мною, вы насмехаетесь над моим братом, – заявил Филипп. – Стало быть, вы – предатель.

– Я участвовал в сражении при Сен-Готарде и бил турок во славу нашего короля. Это вы тоже назовете предательством?

– Я говорю о вашем поведении здесь.

– Если я вас ударю, вы упадете. Это будет стоить мне жизни.

– Слово даю: вас никто не тронет. Нападайте на меня. Ударьте… если осмелитесь. Но я вижу, что вы струсили.

Филипп знаком приказал гвардейцам не вмешиваться. Гости попятились. Торговцы и портные беспокоились за свои товары.

Воин отвесил Филиппу шутовской поклон, затем схватил его обеими руками и припечатал к стене. Филипп закашлялся и вскоре высвободился, ударив противника в челюсть. Воин зашатался, но устоял на ногах. Дернув Филиппа за руку, он порвал рукав платья и вновь швырнул королевского брата на стену. Филипп вывернулся и что было силы ударил насмешника по лицу. Воин сомкнул кулаки и обрушил это подобие дубины на голову Филиппа. Филипп со стоном рухнул на пол, сплевывая кровь. Падая, он сильно поранил щеку. Воин навис над ним, шумно дыша и оскалив желтые зубы.

Швейцарцы хотели были прекратить поединок, но Филипп поднял руку.

– Отойдите, – велел он, кашляя и сплевывая новую порцию крови. – Я дал ему слово.

Гвардейцы отошли. Филипп отер кровь с лица, сбросил изящные женские туфли и с заметным трудом поднялся на ноги. Воин зарычал, схватил с ближайшего стола тяжелый железный утюг и, размахивая им, наступал на Филиппа. Брат короля сумел увернуться. Один раз, второй. Затем, увидев на голове манекена шляпу с булавкой, Филипп вырвал булавку, подскочил к противнику и глубоко вонзил свое оружие воину в глаз.

Тот взревел от боли и бросил утюг. Его руки молотили воздух, а потные пальцы безуспешно пытались вытащить булавку из глаза. Воин упал на колени. Филипп подскочил к ближайшему гвардейцу, забрал у того алебарду и приблизился к раненому. Усталый, но довольный своим маневром, Филипп занес тяжелую алебарду над головой противника, готовый нанести последний удар.

– Стой! – закричал Шевалье. – Думаю, ты достаточно проучил насмешника.

Филипп нехотя опустил оружие, отряхнул порванное платье, затем выразительно посмотрел на собравшихся. Этого взгляда было достаточно, чтобы они вспомнили, ради чего прибыли в модный павильон.

Разговор между братьями состоялся в личных покоях короля. Людовик и Филипп ходили кругами, словно два хищника, готовящиеся к схватке. Оба были рассержены, глаза обоих горели яростью.

– Ты можешь выбирать, на ком мне жениться, где жить и сколько денег тратить, – сказал Филипп. – Но во что одеваться и с кем совокупляться, я выбираю сам.

Людовик наклонил голову. Ему вспомнился волк, едва не напавший на него в лесу.

– Все, что ты делаешь, отражается на мне, – сказал он брату.

– Меня так одевали с трех месяцев, – заявил Филипп. – Мне вменялось в обязанность быть меньше, хуже, бледнее тебя. Думаешь, королем быть тяжело? А ты побудь денек братом короля. Ты никогда не сможешь меня обмануть. Я знаю все, что ты замышляешь. И что скрываешь – тоже знаю.

– Ты от меня всегда видел только любовь и уважение.

– Не эти ли слова ты твердишь себе, когда спишь с моей женой?

– Кто-то должен доставлять Генриетте немного радости, – усмехнулся Людовик.

– Я делюсь с тобою всем, что у меня есть. Ты же не хочешь поделиться правдой. Как я могу прикрывать твою спину, если ты не говоришь мне правды?

Людовик остановился и взглянул на брата.

– Есть вещи, которые может знать только король, – сказал он.

– Что случилось с ребенком?

– Он не выжил.