Версаль под хохлому

– Во времена Древней Греции о таком инструменте не слышали, – перебил Костя, – оно появилось в начале восемнадцатого века, примерно в тысяча семьсот десятом или пятнадцатом году. Если, конечно, я точно помню даты.

– Это же пьеса, – усмехнулся Егор, – выдумка. Ну ты даешь, Костик! Значит, у древних греков не было пианино?

– Нет, – отрезал Рыков.

– А кентавр тебя не смущает? – засмеялся Лазарев. – Полагаешь, человеколошади в далекие античные времена табунами паслись вокруг акрополя?

– Не стоит спорить о пустяках, – остановил Егора Котов. – Мы поняли: Маркелов создал музыкальное произведение, которое удачно воплотилось на сцене. Что дальше?

– Я договорился о визите в колонию, – отрапортовал Лазарев. – Прибыл точно в назначенный срок, а у них переполох. Оперу как раз в тот день хотели показать столичным журналистам, их ожидали к вечеру в количестве восемнадцати человек. А с утра прикатило столичное телевидение, решившее раздуть сенсацию: ну как же, уголовники поют арии! Для справки: актеров в труппу образцово-показательной зоны собирали со всей России, они профессионалы, с музыкальным образованием и опытом работы на сцене, не простые работяги, которые выучили в заключении ноты. Один вообще был из московского театра. Срок он получил за то, что убил жену. Телевизионщики не планировали остаться на спектакль, они записывали интервью с Леонидом. Вы, конечно, слышали про Илью Горбунова?

– Ведущий программы «Безумный понедельник»? – подскочила Лиза. – Ток-шоу идет в первый день недели после полуночи. Я всегда стараюсь посмотреть его. Илья Горбунов очень интересно рассказывает о музыке. Он лишен снобизма, включает репортажи с концертов поп-звезд, разбирает творчество исполнителей классики, рока. Никакого намека на желтизну, никакой вкусовщины, заявлений типа: «Мне не нравится певец N, потому что он выходит на сцену в перьях и бриллиантах...»

– Так вот, – перебил Лизу Егор, – Горбунов взял интервью у Маркелова. Сейчас поставлю вам кассету. Запись рабочая, без купюр.

Лазарев повозился у DVD-проигрывателя, взял со стола пульт и щелкнул им. На экране большого телевизора возникло лицо мужчины с глубокими вертикальными морщинами между бровями.

– Музыка – это жизнь? – произнес за кадром красиво окрашенный баритон ведущего программы.

– Она везде, – кивнул Леонид, – вы просто ее не слышите.

– Сейчас вокруг тихо, – возразил Горбунов, – значит, бывают у людей и минуты тишины.

Маркелов печально улыбнулся.

– Давайте определимся, что такое музыка.

– Если верить энциклопедии, это вид искусства, средством передачи настроения и чувств в котором служат специально организованные звуки. Основные элементы: мелодия, ритм, темп, гармония, тембр, инструментовка и прочее, – ответил Илья.

Леонид провел рукой по лбу.

– Люди глухи. Нет жизни без музыки. Стук человеческого сердца, шорох дыхания, звук шагов – мелодия вашего тела. Звонок телефона, крики детей, звяканье посуды, плеск воды, льющейся из крана – мелодия дома.

– Писк крысы, стук мусорного ведра – симфония помойки? – серьезно спросил Горбунов.

– Правильно, – без тени улыбки ответил Леонид. – Если поймешь, что ты находишься в центре музыки, сам являешься ее источником, тогда непременно услышишь оперу своей жизни. Хотите пример?

– С удовольствием, – откликнулся Илья.

Лицо Маркелова исчезло, зато появились руки, лежащие на клавиатуре рояля.

– Слушайте, – произнес Леонид.

Его пальцы забегали по клавишам, и я поморщилась. Да уж, чудесное произведение! Бах, Бетховен, Брамс и другие великие композиторы отдыхают. На мой взгляд, какофония, которую извлекал из инструмента Маркелов, напоминала о неаккуратных грузчиках, толкающих по полу тяжелый буфет, где бьется посуда.

– Что это? – вдруг спросил настройщик.

– Дурдом на кухне, – быстро сказала Лиза. – Сейчас корреспондент выскажется, зажимай уши...

Но Горбунов отреагировал не так, как ожидала эксперт.

– Утро, – засмеялся Илья, – нежелание просыпаться, злость на звон будильника.

– Вы понимаете! – обрадовался Леонид. – А вот так...

Я снова поморщилась. Неужели эти скрежет и скрип кто-то может принять за мелодию? Еще в «оратории» слышалось, как бьются бутылки, которые будто кто-то швырял на пол. Хм, концерт для стеклотары с оркестром.

– Метро! – воскликнул Горбунов. – Одиночество человека, который несется под землей, никому не нужный, усталый, разочарованный.

– Обиженный? – спросил с интересом Маркелов. – Злой?

– Не похоже, – возразил Илья. – Он полностью раздавлен, деморализован. Вероятно, эмигрант. Или пережил личную трагедию. Нет, злобы я не слышу. А вот покорность судьбе – да. Знаете, мне сейчас вспомнилась несчастная дворняга, которую постоянно бьют. Она уже не огрызается, не рычит, отрешенно принимает побои, как будто понимает: такова ее судьба, лучше не станет. Или другой образ – сломанное растение. Оно не оживет, угаснет без крика.

– Вы мой брат! – торжественно заявил Леонид. – До сих пор никто меня так правильно не понимал. Наверное, сами сочиняете?