Версаль

Окна анфилады выходят в сады версальского парка.

Салон Аполлона

На другой стороне центральной части Версальского дворца симметрично расположены другие апартаменты. Там находится зал Охраны, Передняя гостиная, Большой кабинет и спальня. В 1701 году они принадлежали герцогине Бургундской, которой достались по наследству после королевы и супруги Монсеньора.

Эти две анфилады с западной стороны соединяются ансамблем, где находятся знаменитая Зеркальная галерея и два угловых салона (со стороны принцесс – салон Мира, со стороны короля – салон Войны).

Зеркальная галерея. Плафон

Зеркальная галерея – гордость Людовика XIV и всей Франции, хотя нельзя назвать ее первой в своем роде. Король-Солнце уже создал в Лувре галерею Аполлона, а в Кланьи – галерею мадам де Монтеспан[137].

Даже в конце царствования Короля-Солнца, лишившись своих великолепных серебряных украшений, пожертвованных венценосцем на войну (1689 год), версальская галерея продолжала восхищать своей красотой и французов, и иностранцев, и конечно же самого Людовика XIV. Ведь эта галерея выполняла особую миссию – прославляла монархию и государство.

Зеркальная галерея располагается на террасе, обустроенной Лево между апартаментами короля и королевы. Между окнами и аркадами установлены пилястры из мрамора, привезенного с побережья реки Ронс. Капители французского ордера выполнены из позолоченной бронзы; антаблемент украшают королевские короны. В декоре встречаются мотивы военных доспехов, различных эмблем, атрибутов, оружия из искусственного мрамора. В нишах между пилястрами Людовик XIV велел поместить самые великолепные «древности» из своей коллекции. Эту галерею королевская семья пересекала каждый раз, когда направлялась в часовню. Здесь же устраивались пышные празднества и приемы в честь особо важных послов. 28 июня 1919 года здесь был подписан договор о прекращении Первой мировой войны.

Росписи на потолке принадлежат кисти Лебрена или выполнены под его личным руководством. В них уже нет античных сюжетов. Росписи повествуют о славных и благих деяниях короля в первые восемнадцать лет его самостоятельного правления, то есть с 1661 года до Нимвегенского мира. Они рассказывают о наведении порядка в королевстве, о военных победах, о дипломатических успехах, о знаменательных свершениях и актах правосудия, о милостях короля. Неслучайно на центральной части росписи можно увидеть Людовика XIV, «который управляет лично». Как того пожелал Кольбер, французский порядок взял верх над античным и итальянским.

Во внутреннем убранстве Версальского дворца неслучайно во множестве встречаются зеркала. Такое широкое их использование свидетельствует о блестящих успехах промышленности Франции, которая наконец смогла составить достойную конкуренцию Мурано[138]. Известно, что в Версале только за 1682 год было истрачено 37 982 ливра на зеркала. Зеркальную галерею Мансар сделал истинным. Он установил напротив каждого оконного проема, который выходит на версальский парк, точную копию окна, в которое вместо стекол вставлены зеркала. В результате этого получается, что галерея обеими сторонами окон выходит в сад. Современному человеку такое устройство может показаться вполне нормальным, но в XVII веке стеклянное зеркало было невероятной роскошью, доступной только очень богатым людям, поскольку каждое зеркало стоило огромных денег. Людовик пошел на такую безумную трату из гордыни, дабы лишний раз предстать перед миром богатейшим монархом мира. Не зря Зеркальная галерея занимает чуть ли не центральное место во дворце.

Существенный интерес представляет большой трапезный зал, или, как иначе его называют Зал, где король ест. Там имелся помост для музыкантов, которые играли во время ужина.

Из трапезного зала придворные входили в салон Бычий глаз. Его создали в 1701 году путем соединения прежней гостиной и старой спальни короля. В этом салоне великолепен аттик[139], изгибающийся карниз которого был украшен по приказу короля фризом с гипсовым барельефом, на котором изображены детские игры. Подобно прочим творениям Мансара и Робера де Котта[140] – Зверинцу и Трианону – Бычий глаз является как бы прелюдией к тому XVIII столетию, которое прославилось в веках благодаря своей элегантности, яркости красок, игре почти детского воображения и гармоничной природе садов и парков.