Версальский утопленник

Николя быстро вышел из своей ложи. Согласно правилам, он должен был проследить, чтобы Мария-Антуанетта беспрепятственно села к себе в карету. Но сейчас ему казалось, что гораздо важней найти таинственную маску. Сознавая, что шансов у него мало, он все же сбежал в партер, где увидел, как собеседница королевы направляется к выходу. Проложив дорогу среди танцующих, он попытался настичь маску. Однако когда он протиснулся к лестнице, он увидел валявшееся на полу платье, а на нем маску. Маска смотрела на него своими мертвыми глазами, гнусно ухмыляясь. Фарандола, составленная из Жилей и домино, вовлекла его в круг, и пока он из него выбирался, драгоценное время было упущено. Когда он, высвободившись, выскочил из здания Оперы, то увидел, как по улице Сент-Оноре в сопровождении эскорта гвардейцев удаляется карета королевы. В утешение он попытался убедить себя, что осведомители, во множестве присутствовавшие на балу, наверняка не преминули обратить на маску внимание, и в утренних докладах он найдет сведения, необходимые для установления личности неизвестного. Пытаясь среди толпы лакеев с факелами и скопления экипажей отыскать фиакр, он вдруг услышал голос, показавшийся ему знакомым:

— А я знаю, куда он поехал.

Из тени портика вынырнул субъект в таком же, как стена, темном плаще и в бесформенной шляпе; Николя тотчас узнал Ретифа де ла Бретона, именовавшего себя «пастухом, виноградарем, садовником, землепашцем, школяром, служкой, ремесленником, женатиком, рогоносцем, либертеном, мудрецом, дураком, спиритуалом, невеждой, философом, писателем». По ночам Ретиф бродил по улицам Парижа и при случае оказывал услуги полиции; Николя нередко прибегал к его помощи.

— О ком вы говорите?

— О том, за кем вы бегаете.

— А почему вы решили, что я за кем-то бегу?

— Полно, как тут не понять! Комиссар Ле Флок, запыхавшись, вылетает из Оперы и принимается все оглядывать и обнюхивать. Что прикажете мне думать? Вы ищите не королеву и не ее приближенных, ибо за ними вы бы спокойно проследовали от самой королевской ложи. Значит, вы ищите кого-то другого. А кто еще покинул Оперу, кроме Ее Величества и ее свиты?

— И кто же?

— Незнакомец, встретивший другого незнакомца. О чем они говорили? Мне не удалось разобрать, что они говорили. Но могу сказать, что первый взял фиакр.

— В каком направлении он отбыл?

— Направление я заметил: фиакр поехал по дороге в Версаль.

— А что другой?

— A-а, другой… Другой исчез где-то возле Пале-Руаяль. А точнее, поблизости от улицы Бонз-Анфан.

— Вы сами все это видели?

— Ха! Недаром меня прозвали Филином! А что вы хотите от этого типа?

— Скажем, меня интересует, чем он занимается. И хотелось бы узнать, о чем он разговаривал.

— Ого! Ну, тут я вам не помощник.

— А сами вы что делаете возле Оперы?

Осклабившись, Ретиф подпрыгнул, словно намеревался сплясать джигу.

— Я подсматривал за красотками, садящимися в кареты. Туфельки, чулочки, крошечные ножки, икры. Вы же знаете мою слабость.

— М-да, — отозвался Николя, у которого страсть Ретифа к подглядыванию всегда вызывала отвращение, — место самое подходящее.

— Помимо очаровательных ножек здесь удобно наблюдать за нравами, развлечениями, интригами и характером парижан. Если бы король захотел услышать, что на самом деле говорят его подданные, он бы, воспользовавшись случаем, сам бы явился сюда в маскарадном костюме, и то, что он узнал, будучи инкогнито, наверняка пошло бы на пользу всем тем, кто не решается поверить ему свои заботы и печали. Но что-то я заболтался; впрочем, я все понял. Прощайте.

И он исчез столь же неожиданно, как и появился. В задумчивости Николя остановил свободный фиакр и велел отвезти его на улицу Монмартр.

Пятница, 27 февраля 1778 года, Версаль.

Следовало признать: королева любила драгоценности, часто их меняла и относилась к ним бережно. Исключением стала сегодняшняя ночь, когда она вернулась из Парижа очень поздно — или очень рано. Впрочем, возвращение в три часа ночи можно было назвать вполне приемлемым, ибо обычно она прибывала на рассвете. А утром, как всегда, придворные устремились на церемонию одевания, определенную суровым этикетом. Прошел слух, что на рассвете король отправился в спальню к супруге, дабы исполнить супружеский долг; с некоторых пор исполнение сего долга нравилось ему все больше. Правда, это новшество вносило беспорядок в привычные ночные развлечения королевы и доставляло много хлопот слугам. Во время церемонии королева озабоченно прошептала на ухо своей доверенной придворной даме, что она не нашла украшение, которое накануне надевала на бал в Оперу. Украшение неимоверно дорогое, и к тому же его подарил ей сам король.