Версальский утопленник

Едва Николя переступил порог дома на улице Монмартр, как Катрина с недовольным видом сообщила, что старая грымза, которая как-то раз заглядывала к ним в дом, явилась вновь и заявила, что желает видеть господина де Ноблекура. Сейчас они беседуют, а господин де Ноблекур велел передать Николя, чтобы тот, как только явится, немедленно поднялся к нему. По стойкому запаху духов и пудры Николя подумал, что это маршал Ришелье явился навестить старого друга. Но уже с порога он с изумлением узрел волны розового муслина, в которых утопала особа, разместившаяся в кресле напротив магистрата. Особа что-то изрекала, а бывший прокурор, кивая головой, внимал ей с добродушным видом. Прислушавшись, комиссар узнал голос Полетты.

— Ах, сударь мой, сколь приятно мне видеть вас вновь и сколь любезно с вашей стороны в такую жарищу предложить мне освежить мою пересохшую глотку.

Николя услышал щелканье захлопнувшегося веера.

— Ваша микстура.

— Это ликер из мирабели, сударыня.

— Превосходный! Прямо как моя тогдашняя наливка. А уж как силы подкрепляет! Со всем уважением к вам скажу, что глотка у меня с детства была луженая. Мы с вами, думается, уже несколько лет не виделись. В последний раз мы с вами беседовали насчет малого сыночка Сатин. О! Теперь-то он взрослый юноша. Ах, а когда-то он называл меня своей тетушкой! Цыпленочек был, истинный цыпленочек. Но вы!.. У меня слов нет: для такого старика, как вы, у вас потрясающий цвет лица! Даже такой девушке, как я, впору вам завидовать. Чего тут скрывать, я изрядно моложе вас буду.

Николя вошел в комнату.

— Отлично, моя добродетель спасена. Полиция прибыла вовремя, — произнес Ноблекур.

Розовая гора обернулась.

— О! Так это же мой добрый Николя!

Поднимая вокруг себя облако пудры, Полетта безуспешно пыталась встать с принявшего ее в свои объятия кресла. Неожиданно гримасничающее лицо содержательницы веселого дома показалось Николя ужасающим ликом Медузы, и он содрогнулся. Длинные, струящиеся локоны огромного, щедро напудренного светлого парика обрамляли толстощекое, как всегда, густо набеленное лицо. Нарумяненные щеки, яркие губы, блестящие глазки, обведенные черным, придавали чудищу с улицы Фобур-Сен-Оноре клоунский вид. Словно поле после битвы, лицо Полетты усеивали мушки вперемежку с прыщами. Отвисшие щеки почти сливались с жирным подбородком. Ворох муслина не скрывал чудовищного размера корсета из китового уса. Поцеловав подставленную ему для поцелуя щеку, Николя показалось, что он коснулся губами растрескавшейся штукатурки.

— Каким счастливым ветром занесло вас в наши края, дражайшая Полетта?

— Мои дружеское расположение к тебе и желание тебя защитить.

— Однако какая честь для меня! Особенно если вы это говорите всерьез. Но прежде скажите, как идут ваши дела?

— Ох, — произнесла она, отдуваясь и обмахивая себя веером. — Не будем о делах. Я покончила с карьерой. У меня больше нет дел.

И она, захлюпав носом, раскашлялась, распространив вокруг себя запах прогорклого жира. Господин де Ноблекур незамедлительно наполнил ее стакан, и она единым махом опорожнила его.

— Ах, ну что за прелесть! Знаешь, Николя, а этот старичок еще хоть куда. Надо было в него втюриться, а не в того верзилу из французской гвардии, чтоб этому висельнику перевернулось!

Насмешливое выражение исчезло с лица Ноблекура, а сам он, пытаясь что-то сказать, чуть не подавился.

— Кто бы только знал, сколько мне пришлось вытерпеть! Со мной он и по одному разу кочевряжился, а с другими у него по три раза кряду выходило. Да что тут говорить, гнилому мясу все червей мало. Коли не можешь полюбовницу удовлетворить, лучше сматывайся живее. Но это он только со мной такой холодный, а с малюткой, я уверена, он чудо как хорош! Ты меня знаешь, и его ты видел, так что сам понимаешь, я быстро разгадала его шашни. В общем, они не нашли ничего лучшего, как свалить вместе, пока я не обрушила на них свой гнев. Как говорится, поставили яйцо впереди курицы.

— Телегу впереди лошади, — уточнил Николя.

— Ох, не нервируй меня, ты совсем разучился вести беседу. Однако твоя правда, с тех пор как ты с ним поговорил, он больше не поднимал на меня руку.