Вершина мира. Книга вторая.

Я сорвала с рук перчатки и принялась расстегивать верхний комбинезон, не видя никакого другого способа отогреть Зака. Мгновенно замерзшие, почти до обморожения, пальцы отказывались повиноваться, но я продолжала рать ремни и застежки. Освободившись от одежды, принялась заталкивать в нее Зака, как ребенок заталкивает большую куклу, в слишком маленькое платье. Из глаз непрерывным потоком текли слезы, повисая ледышками на ресницах. Кое-как упаковав парня, включила терморегулятор на полную мощность и принялась колотить мальчишку по щекам, заставляя его вынырнуть из одуряющего смертельного сна.

— Проснись же ты, — с отчаянием кричала я, — ты же большой и сильный, я тебя не дотащу! Зак, мне нужна твоя помощь, ты меня слышишь!? Нам нужно убираться отсюда, температура падает!

Когда щеки Зака приняли пунцовый оттенок, веки его дрогнули и на меня уставились почти осмысленные голубые глаза.

— Аня…

— Зак, поднимайся, нам нужно идти.

— Не могу, — глупо улыбнулся он, — ноги совсем замерзли.

— Вставай, черт бы тебя побрал! — заорала я, потянув его на себя.

Пинками и угрозами я заставила его подняться, и потащила к убежищу. Ветер снова начал крепчать, а снег, казалось, пошел еще сильнее, чем раньше, отгораживая нас плотной стеной от всего остального мира и от живительного тепла. Я плелась под усиливающимися порывами ветра, взвалив на себя Зака, принуждая его передвигать ногами. Нижний комбинезон, несмотря на всю устойчивость к холоду, не спасал от порывов ветра, который беззастенчиво забирался под одежду, грозя обморозить все, до чего мог дотянуться. Скулы свело в закоченевшую маску, а пальцев я уже давно не чувствовала ни на руках, ни на ногах, равно, как и самих конечностей, но все же усилием воли заставляла себя двигаться вперед.

Сильный шквал ветра кулаком ударил в спину и свалил с ослабевших ног. Стоя на коленях по грудь в снегу я заставила себя подняться и продолжить наш нелегкий путь. Шаг и еще. Уже совсем рядом. Шаг. Следующий порыв ветра нагнал нас и оказался сильнее предыдущего. Я упала лицом в снег, придавленная телом Зака. Замерзнет. На последнем рывке выползла из-под него, и сама легла сверху, обняв голову мальчишки согнутыми в локтях руками, стараясь сохранить для него нагретый дыханием воздух. Я умру, это ясно. Но нас уже ищут, так пусть хоть его найдут живым.

'Похоже, мое время истекло, — отрешенно подумала я, не открывая глаз и ничего толком не испытывая, — Никто не придет. Зака жалко, не донесла мальчишку'. Но мне уже было все равно, глупо было скандинавам выдумывать ад холодным. Хотя, в этом есть свой смысл — сначала оно всегда больно. Но замерзать не страшно — уснешь и все…

Темно и холодно. Пальцы закоченели, и согреть нечем, огня не добыть. Дышать трудно. Туман. Я иду, куда — не знаю. Но идти надо. Падаю, острые камни больно ранят уставшие ноги. Поднимаюсь и снова иду. Мне надо идти. Где-то там должен быть свет. А где свет, там и тепло, там жизнь. В голове бьется одна единственная мысль: 'Вперед, только вперед!' Шаг и еще. Надо! Мокрые камни скользят под ногами, где-то внизу журчит вода. Шаг и еще. Где раз, там и два. Шаг. Нога не находит опоры, твердь предательски ускользает. Я падаю. Все вниз и вниз. В груди бьется немой крик, я открываю рот, но звук застревает в горле, комкается и ломается, как весенний лед под теплыми пальцами. Все!..

Глава 4

Мир был в багровых тонах, теплый и очень спокойный. Иногда его тишину прерывали гулкие и ужасно далекие звуки не поддающиеся точному определению. То ли разговоры, то ли шаги, но эти звуки тоже были неспешными и отвлекаться на них от вселенского спокойствия совершенно не стоило. Не было холода, спешки, напряжения и тела тоже не было. Нет, пожалуй, тело было, но очень легкое, почти невесомое. Может так и выглядит смерть? И если, да, то стоит ли бороться за жизнь? Может, вот так оно и лучше? Покачиваться на багряных волнах багряного моря и всматриваться широко отрытыми глазами в багряное небо, подсвеченное отблесками заката? И не надо спешить. И можно подумать. О чем-нибудь большом, светлом и чистом, о том чего так не доставало в жизни и чего так безумно хотелось. И вывести на досуге парочку законов жизни человеческой, незыблемых, как Пифагорова теорема, идущих через века и тысячелетия, и удивляться все оставшееся тебе время, почему не додумалась раньше до такой простоты…

Но посреди умиротворенного спокойствия вдруг возникла тревога. Зудящая и не отпускающая, как зубная боль. Я о ком-то забыла. О ком-то дорогом, без которого незачем жить. Он ждет и, скорее всего, остро нуждается в моей помощи, а я… пора отсюда выбираться. И не имеет значения, где я. Я выберусь. Я приду к тебе на помощь, как приходила всегда, вытаскивая из самых невероятных передряг наплевав на собственную безопасность. Я выберусь. У меня нет другого выхода…