Внезапно я почувствовала смертельную усталость, будто какой-то шутник резко повернул особо важный рубильник и все… и руки не поднять. Что-то вас, доктор, совсем развезло! Похоже, с побегом придется повременить. А чего ты, интересно, еще хотела? Две недели в полной отключке на дне стеклянной колбы, наполненной непонятно чем, это тебе не джигу на вулкане станцевать, и не на лавине пузом прокатиться! И похоже, организм еще не успел отойти от двухнедельного издевательства.
– Ань, да не переживай ты так, – ласково заговорил старый друг, состроив умильно сочувственную рожу, – поживи здесь, отдохни. Тебе все равно реабилитация нужна после твоего крайнего подвига…
– Витя! Хоть ты не пори чушь, а? – расстроено отмахнулась я. – Поживи! Ты сдашь мне во временное пользование парочку своих палат?
– На черта тебе мои палаты? – брови друга взлетели вверх.
– А затем, что к генералу я жить не пойду, а больше просто некуда!
– Тьфу, на тебя, Романова! Иди домой и не дури мне головы!
– Вить, – терпеливо проговорила я, – ты забыл? Меня не было шесть лет, кто будет держать пустую каюту столько времени?
– Дэмон, – пожал плечами начальник карантина.
– Адмирал? – глупо хлопнув глазами переспросила я.
– Адмирал, – передразнил меня Грабов, – ты же знаешь его трепетное отношение к тебе!
– Не преувеличивай, – мотнула я головой, чувствуя, как лицо заливает краской.
– Я преуменьшаю, – хмыкнул Витя. – Адмирал личным приказом запретил занимать или передавать кому бы то ни было твою каюту. Генерал возражал, адмирал настаивал. Некоторые несознательные элементы даже ставки делали.
– Сколько взял?
– Сто пятьдесят кредов, – с законной гордостью оскалился он, мне оставалось только фыркнуть.
Прощаясь с Грабовым пообещала, что на днях загляну, и мы поговорим обо всем более обстоятельно. Остается надеяться, что Витя не ошибся, и моя каюта действительно осталась за мной, иначе действительно будет некуда податься. Войдя в лифт, я секунду помедлила, прежде чем нажать на кнопку нужного уровня.
– Ах, мы куда? – подал голос Зак.
– Домой.
– Давай улетим отсюда, а? Мне здесь не нравится. Я здесь ничего не слышу.
– Зак, потерпи, пожалуйста, совсем немного, хорошо? Ты же слышал, что Грабов сказал. Нужно немного подождать, пока все уляжется, да и мне войти в норму не помешает. Как только я почувствую себя лучше, мы сразу же улетим отсюда к чертовой матери. Поверь мне, у меня тоже здесь задерживаться рвения нет.
Двери лифта разъехались, открывая до боли знакомый коридор. Смешно сказать, но сделать первый шаг было неимоверно трудно. Я лучше посидела бы лишний месяц в уяратском плену на дне сырой глиняной ямы, в компании военнопленных и дамы, шляющейся с косой наперевес, с которой приходилось вести сложные споры в надежде выторговать лишнюю жизнь. Да, пожалуй, лучше плен, чем встреча со своими собственными призраками. Вроде и вреда-то причинить не могут, но и развлекать их особого желания не имеется. Ну, ладно, к черту!…
Шаг и еще. Где раз, там и два. Дверь каюты. Ладонь на ключ. И сердце замерло где-то на середине удара, даже не надеясь, что откроется. И получилось! Чуть слышный щелчок, и дверь приветливо отошла от косяка. Что ж, живем! Отдельная крыша над головой имеется, а остальное перебедуем.
В малюсенькой прихожей автоматически зажегся свет приветствуя блудную хозяйку. Зак огляделся, недовольно морща нос. Ему здесь не нравилось. Впрочем, мальчишку можно понять – мы находились в глубоком космосе, и он, привыкший каким-то потусторонним чутьем слышать дыхание и скрытую от остальных людей жизнь планеты, чувствовал себя не в своей тарелке. Могу себе представить, как он перепугался, очнувшись на станции и ничего такого не почувствовав. Это, как внезапно и по непонятной причине наступившая глухота у обычного человека. Но, что поделаешь, придется мальчишке с этим примириться, пока мы вынуждены из-за моего состояния находиться здесь.
Зака, привыкшего к клетушкам патрульных катеров, поразили размеры моего бывшего жилища. Он с интересом оглядывался вокруг и даже прошелся по комнате. Я тоже огляделась, все как всегда и на своих местах, вот только изрядный слой пыли накопился.
Я прошла по коридору и заглянула на кухню. Ух, ничего ж себе! Даже моя забытая чашка стояла на своем месте в углу стола. Если дорогие родственники решили поразить меня тем, что все после моего отъезда оставили в первозданном виде, им это удалось. Холодильник только, скорее всего, подчистили, а так все на местах. Я, не оценив этой заботы, вернулась в комнату к Заку.
– Ты пока знакомься с обстановкой, а я пойду в душ, целую вечность не мылась.
– А ты там, того… не грохнешься? – проявил мальчишка заботу. – Ты бледная, как смерть.
– Постараюсь не грохнуться, – пообещала я.
– Ах, как думаешь, здесь еда какая-нибудь имеется? – поинтересовался он, озираясь по сторонам.