Вершина Столетова

Остановив таким необычным способом опасный поток, Ольга побежала на канал, чтобы опустить ближайший заградительный щит и временно прекратить доступ воды. Когда она вернулась, Шура стояла, стряхивая мокрую землю, и задорно, немножко плутовато улыбалась. Лицо у нее было грязное, в земле, но очень довольное.

— Это называется лечь костьми, — тоже улыбаясь, сказала Ольга. — Ну, иди, мойся, а то вдруг женихи увидят — засмеют.

— Да я ведь и не больно грязная, — Шура еще раз весело оглядела себя. — А что мокрая, так это даже очень хорошо, не жарко.

Ольга стала заделывать прорванную кромку борозды, а Шура сняла кофточку, окунула ее в ороситель и выжала. Юбку она замыла прямо на себе.

Незадачливый случай этот как бы внес некоторую разрядку, и работа после него пошла легче, веселей. До самого вечера поливали без помех и остановок. И кофточка и юбка у Шуры успели высохнуть, так что почти никаких следов не осталось.

И все же, когда поливальщики, с окончанием работы, собрались у отводного канала, случай с «окапыванием» Шуры каким-то образом стал известным. Сначала на Шуру просто смотрели этак внимательно, потом кто-то посочувствовал, кто-то усмехнулся. Впрочем, острая на язык Шура перед насмешниками в долгу не оставалась.

— А все-таки, дочка, это не дело — давать воде обходить себя, — серьезно сказал Никита Думчев, сидевший на травянистом борту канала, недалеко от Ольги.

— Так ведь, дяденька Никита, за ней разве усмотришь? — воскликнула Шура. — Ведь она вон какая капризная: то ее на малюсенький бугорок не взгонишь, то она сама куда не надо хлынет, и тогда никакого удержу ей нет.

— А как бы ты хотела? — негромко спросил Никита. — Вода — это тебе не что-нибудь, с ней надо уважительно. Воду, дочка, надо чувствовать. Хороший поливальщик, он как? Он ноги не замочит, идет посуху и ведет воду за собой. А чтобы шла она, куда ему надобно, а не куда ей хочется, у него глаз должен быть верным, без ошибки: тут загодя я перемычку поставлю, там кромку наращу, в этом месте прогоню побыстрее, а в том пущу потише. Тогда и вода будет тебе послухмянна, тогда и ложиться поперек борозды нужда не приспеет.

Белая праздничная блузка Ольги была вся забрызгана. Ольга оттерла несколько пятен высохшей грязи, но их было так много, что пришлось бросить это занятие. Она провела рукой по щеке: лицо тоже было в засохших брызгах. И все поливальщики были грязными, усталыми, но все были довольны этим большим трудным днем.

— Что, дочка, натрудила? — заметив, что Ольга рассматривает кровяные мозоли на ладони, спросил Никита.

— С непривычки, — смущенно ответила Ольга и прикрыла ладонь другой рукою.

— Плохая та привычка, лопатой день-деньской ворочать, — тихо, в раздумье проговорил Никита, и не понять было — себе он это сказал или Ольге.

— Вот что я тебя спрошу, дочка, — помолчав, опять заговорил Никита. — Доколе мы будем матушкой-лопатой полив делать? А?

Ольга не ожидала этого вопроса и растерялась.

— Кем вспахано это поле? — продолжал Никита. — Машиной. Кем посеяно? Машиной. Кто убирать его будет? Опять же не серп, а умнейшая машина — комбайн. Даже готовый хлеб с тока и то на машине поедет. Кругом — машины! А коснись ты до полива: чем деды и прадеды наши работали, тем и мы действуем. Ну им, нашим дедам, простительно, у них о машинах и понятия не было. А нам-то, нам-то каково? Какая нам честь в таком большом, в таком важном, можно сказать святом, деле матушкой-лопатой обходиться! А? Да где же наши техники и инженеры, куда они смотрят, о чем они думают?

Никита поперхнулся, сердито махнул рукой и трудно закашлялся. Лицо у него стало темным, в груди что-то хрипело и клокотало.

Ольга молчала, не зная, что ответить.

А Никита, будто зная заранее, что прямой и сердитый вопрос его все равно останется без ответа, и не стал долго дожидаться. Опираясь на палку, он поднялся с травы и проговорил:

— Ну, что ж, пора и домой. Завтра — новый день. Надо отдохнуть.

Вскинув лопаты на плечи, поливальщики пошли в село.

Слева по тракту пылила машина. Вдогонку ей из-за пригорка, с уже зажженными фарами, выскочила вторая. Где-то в селе трещал, захлебываясь, мотоцикл. Справа от магистрального канала, вдоль которого шли поливальщики, зычно, по-хозяйски уверенно гудели тракторы. Машинный гул волнами ходил над полями, наполняя их, как музыкой, подчиняя себе все остальные звуки.

2

Михаил решил дождаться Ольгу в проулке, которым она так или иначе должна была пройти с поля к дому Варвары Садовниковой. Сама Варвара, наверное, задержится, потому что будет заходить в правление за нарядом на завтрашний день.

Он сел на поваленную ветром дуплистую ветлу и, вытянув больную ногу, закурил.

Солнце давно ушло за горизонт, начало темнеть, а воздух все еще был сух, горяч. Нежный картофельный цвет на огородах, привядший, сморщившийся за день, все еще боялся расправиться, раскрыться. Листья на пробившихся сквозь старенький плетень кустах смородины тоже висели, как неживые. Природа, казалось, все еще не могла очнуться от дремотного дневного состояния.