Вершина Столетова

— Кто здесь? — спросил он в темноту, почти наткнувшись на лошадиную голову. Лошадь испуганно шарахнулась.

— Это ты, бригадир? — раздался женский голос. — Из Ключевского я. Узнаешь?

Михаил понял теперь, что перед ним Татьяна Васильевна, мать Ольги. Она сидела верхом на лошади, в плаще с накинутым капюшоном.

— Ребятишки наши тебя у леса видели… Не встречал моего внучонка?.. В грозу попал… Что?

Лошадь не стояла спокойно, и Татьяне Васильевне приходилось кричать, чтобы перекрыть шум дождя и громкое чавканье копыт.

Михаил сказал, что Юрка у него, но спит и будить его, пожалуй, не стоит. Лучше он его завтра утром сам привезет в Ключевское.

— Ну, слава богу! — успокоилась Татьяна Васильевна. — Нашелся! А то с ног сбились…

К вагончику, тоже верхом, подъехал кто-то еще.

— Слышь, Митя, здесь парнишка-то! Бригадир подобрал.

— Ну вот я же говорил, к трактористам надо, — ответил из темноты Дмитрий Хлынов.

— Товарищи называются! — уже своим обычным, немножко ворчливым голосом продолжала Татьяна Васильевна. — Бросили пария одного, и так вроде и надо. Паршивцы!.. Фу! Ну, теперь ладно, теперь сердце на месте… Ему ничего не надо? Не холодно в вашей будке-то?

Михаил ответил, что в вагончике тепло и Юрке ничего не надо.

— Ну, мы поедем. А завтра приходите… Знаешь, где я живу? Ну, то-то.

Татьяна Васильевна с Хлыновым уехали. Дождливая бездна ночи скоро поглотила и голоса людей, и чавканье копыт. Осталось слышным лишь дробное постукивание капель о крышу вагончика. Дождь, кажется, начинал стихать.

Заснул Михаил только перед рассветом.

Утро, как всегда после дождя, было особенно чистым, ясным. В небольшое оконце проникало столько света, что им был наполнен весь вагончик, до последнего уголка.

Просыпаясь, Михаил неосторожно повернулся и разбудил Юрку. Тот открыл глаза, поморгал ими, снова закрыл и потом только проснулся окончательно.

— Это ты, дядя Миша?! — Юрка от удивления сел и даже слегка отодвинулся, точно хотел еще издали убедиться, что рядом с ним лежит Михаил, а не кто другой.

— Ну как, выспался? — спросил Михаил.

— Выспался, — ответил Юрка. — А где я?

— Как где? Разве не видишь: у меня. В нашей бригаде… Ну, об этом после. А сейчас ты пока полежи, а я пойду нашу одежку просушу, чай согрею. Есть не хочешь?

— Нет, не хочу. Пить хочу.

Чайник на костре вскипел быстро.

Михаил налил кружку, достал из чемодана кусочек сахару.

— Пей.

Юрка хлебнул и сморщился.

— Горячо!

Михаил обругал себя за то, что забыл хоть немного остудить чай.

В просторной нательной рубахе Юрка был чем-то похож на галчонка: ни рук, ни ног не видно, высовывалась лишь из ворота стриженая голова на темной шее.

Когда с чаем было покончено, Михаил сказал:

— Ну, а теперь, хочешь у нас побыть — побудь, хочешь — домой, к бабушке пойдем.

Юрка вскочил, запутался в рубахе и упал на подушку. Михаил рассмеялся:

— Сейчас я тебе твою амуницию принесу.

— А я, дядя Миша, не потому упал, — тихо проговорил Юрка. — У меня голова кружится, и мне… жарко… Я хочу у вас побыть… и к бабушке тоже…

Михаил взял Юрку за руку — рука была горячей, как ночью. Лоб еще горячей. «Вон что это за тепло, от которого мне не спалось! У парня температура, а я, дубина, целую ночь с ним пролежал и не мог догадаться!»

— Что с тобой?.. Да ты ляг, ляг как следует — и все пройдет. — Он кулаками взбил подушку и уложил Юрку повыше. — Ну вот, тебе уже лучше. Ведь лучше? Да?.. Вот… Сейчас все пройдет. — Михаил ободрял, успокаивал Юрку, а у самого голос дрожал от тревоги и смятения.

«Что с ним делать? Как быть?» В жизни ему и со здоровыми детьми нечасто приходилось иметь дело, с больными же он совсем не знал, как обращаться.

— Что это так мне жарко? — спрашивал Юрка. — От чая, что ли? Чай уж больно горячий был… Такой горячий… такой горячий…

«Вот что: отвезу-ка я его, пока совсем не расхворался, к бабке. Какое лечение в поле? А она ему или пилюль каких даст, или травяным настоем напоит».

Он так и сказал Юрке:

— Знаешь, Юра, к нам ты как-нибудь в другой раз придешь, мы с тобой вместе на тракторе поработаем. А сейчас поедем к бабушке, а то она тебя небось заждалась.

— Поедем. А у меня все уже прошло. — Юрка жалко улыбнулся и попытался приподняться. — Голова не кружится. Вот только горячо…

— А чтобы тебя ветром не прохватило — ветер после дождя холодный, — я тебя в одеяло заверну. Согласен? Вот и хорошо…

Подошел проснувшийся Пантюхин.

— А откуда этот оголец у нас появился? — выразив на заспанном, помятом лице крайнее удивление, спросил он.

— Ты иди-ка, Федор, лучше посмотри, кто там подъехал, — сказал Михаил. — Если наш возчик, пусть выпрягает, мы с этим огольцом в Ключевское поедем.

Пантюхин вышел, хотя по всему было видно, что такое объяснение его никак не удовлетворило.

— Возчик, — доложил он в окошко, — выпрягает.

Михаил вынес закутанного Юрку из вагончика и с помощью Пантюхина сел на лошадь.

— Ну, теперь, на воле, тебе не жарко?

— Хорошо, — ответил Юрка. — А все равно… жарко.

По дороге он то впадал в забытье, почти засыпал, то пробуждался и живо, как совсем здоровый, разговаривал с Михаилом: