Вершина Столетова

— Кстати, можешь сказать ей, чтобы готовилась к переезду. Через две-три недели дом будет готов. Тебе — отдельная квартира из двух комнат.

Оданец отрицательно покачал головой:

— А куда мы поселим молодоженов?

Он говорил про двух инженеров — мужа и жену, приехавших в МТС осенью по окончании института: один работал контролером в мастерской, другая ведала механизацией животноводческих ферм.

— Потерпят до лета.

— Ну, нет. Какие из них работники будут с таким настроением? Уж лучше я сам потерплю, а они пусть занимают эту самую квартиру из двух комнат — и никаких!

В МТС что ни месяц прибывали новые работники, и нужда в жилье была самая острая. Но Андрианов по собственному опыту знал, как трудно жить порознь с семьей, и его тронули последние слова инженера. «А может, вот оно то, чего я в нем не видел, не замечал? Правильно говорится, пуд соли надо съесть с человеком…»

Пришел Гаранин.

— Ну, что надумал, Илья? — спросил его Оданец.

— Это ты насчет чего? — Гаранин, недоумевая, посмотрел на главного инженера. — Ах, насчет сводки… Нет, Дмитрий Павлович, над этим я и не думал. Тут и думать нечего — на заводе, сам знаешь, за такие вещи не хвалили.

— То завод.

— Вот тебя и пойми: то будем к заводской культуре приобщаться, то — здесь не завод… Думал я над другим.

— Над чем же, интересно знать? — в голосе Оданца послышались обиженные нотки.

— Над тем, как нам дальше ремонт вести.

— Так, так. И что же надумал?

— Если неотложных дел нет, хорошо бы нам всем дойти до мастерской, — неожиданно предложил Гаранин. — На месте-то оно видней.

Андрианов согласился не раздумывая, Оданец сначала отнекивался: стоит ли, дела есть, но все же пошел и он.

Вскоре они сидели в «кабинете» заведующего мастерской, за дощатым замасленным столом, в окружении ремонтников.

В углу гудела и переливалась темным малиновым цветом печка, сделанная из бензинной бочки, и от нее исходил сухой, как в русской бане, размаривающий жар. Сквозь пыльные стекла окна пробивались оранжевые лучи солнца и неверными робкими бликами ложились на лица ремонтников, вырывая из синеватого сумрака блестящие от масла скулы, подбородки, загорелые лбы.

Андрианову вспомнилось, как в годы войны, когда мастерскую с худыми окнами и дырявой крышей нечем было топить, это помещение было единственным, где трактористы спасались от стужи, а бывало, что здесь же и подгоняли мелкие детали, требующие особой точности. Трудное было время! Трудное, но и чем-то неповторимо хорошее. Какая-то собранность, горение было в людях. И он тоже стоял как-то ближе к ним, делил с ними все пополам. Сейчас — черт его знает почему! — приходится специально приходить в мастерскую, чтобы узнать, что думают трактористы о ремонте.

Разговор поначалу не налаживался, люди словно боялись, что скажут не то, чего от них ожидает начальство.

Но вот из угла, от печки поднялся старый опытный тракторист Филипп Житков.

— Если уж вы нас слушать пришли — слушайте. Кто как, а я буду говорить прямо.

— Только так, — ободрил его Гаранин.

— Было время, когда мы ремонтировали побригадно, — сказал Житков. — Каждый единоличным порядком радел о своей машине, тащил у товарища запасные части, а тот в свою очередь норовил стянуть у другого. Производительность от этого была, конечно, низкая. В этом году, с приходом нового инженера, ремонт ведем новым, узловым способом, и дело подвигается куда быстрее. Однако если ремонт у нас идет по-новому, то все остальное остается, как и было.

— То есть? — спросил Оданец.

— Да ведь машины-то мы готовим по-прежнему к весне, к лету. А что, если колхозам сейчас наша помощь нужна? Или это нас не касается? Но ведь я так понимаю: не колхозы для МТС существуют, а наоборот.

— Какая-то сермяжная правда в этом, может, и есть, — обгрызая ноготь на большом пальце, проговорил главный инженер. — Однако частей не хватает даже на то, чтобы, как ты говоришь, к весне подготовиться, — где уж тут о зиме думать?

— Выходит, все упирается в запчасти? — спросил Галышев.

— Да, увы, даже самое умное слово вместо подшипника не поставишь, — усмехнулся Оданец.

— А в этом и нет нужды. — Галышев широко улыбнулся. — Частей хватит. Если их экономно расходовать.

— Это уже интересно, — поднял голову Оданец.

— А очень просто. Ведь нельзя же сказать, что частей нам совсем не дают. Дают! Мы выбираем лимит, и стоп машина! Куда же уходит лимит? А вот куда: восьмому трактору, как я узнал, двадцатого октября сменили поршневую группу. Поршни, гильзы, кольца — словом, все честь честью. А двадцать седьмого ударили заморозки, и трактор стал на зимний ремонт. Сколько часов положено работать поршневой группе, это инженеру знать лучше, но проработала она пустяк. И что же? А то, что в дефектной ведомости значится: трактору номер восемь полностью заменить поршневую группу. Еще бы! Машина должна выйти на сев в полном ажуре…

— Это плохо? — спросил инженер.