Ссылка на Николая Илларионовича многое объяснила Ольге. Недостаточную «эффективность мелиоративных мероприятий на некоторых почвах» и прочие ученые слова агронома и председатель староберезовского колхоза и мать перевели на более простые и понятные: наша земля воду не принимает. И попробуй теперь переубеди их! Они тоже на слово не поверят, а если и поверят, то, уж конечно, скорее всеми уважаемому многоопытному Николаю Илларионовичу, а не ей, вчерашней колхознице-звеньевой. Для матери она к тому же вообще никакой не агроном, а просто дочь, дочь, которую она знала маленьким беспомощным существом, которую сама же вырастила, научила жить. Она и разговаривала с Ольгой покровительственно, как взрослая с ребенком.
— Что ж, мама, все ясно, — сказала Ольга, убедившись в бесполезности дальнейшего разговора. — Послушать ты меня, видно, не послушаешь, но только смотри, как бы потом тебе же самой…
— Ну, ну, не грозись! Мала еще грозиться-то, — мать сказала это уже не покровительственно, а скорее сердито, как говорит равный равному.
— А я и не грожусь, а только говорю, что, если мне так вот, на первом же шагу отступать, нечего тогда было на три года и уезжать отсюда, без тебя да без Юрки одной горе мыкать, — голос у Ольги задрожал, и она, пряча лицо, низко наклонилась над тарелкой.
— Да что ты так близко к сердцу-то все принимаешь? — уже примирительно проговорила мать. — Чай, я ничего обидного тебе не сказала. Надо с людьми поговорить, посоветоваться, а там виднее будет. Если дельное что, кто же будет против своей пользы идти?.. А теперь давай спать, и хватит разговаривать со мной как с председателем.
Легли на печи. Сверчок, будто только их и ждавший, запел свою убаюкивающую песенку.
— Эх, дочка, дочка, — прошептала в темноте мать, — если с тобой мы будем ругаться, с кем же мне тогда остается и радоваться-то…
Утром, за завтраком, мать как бы между прочим сказала:
— Для опыта, конечно, можно попробовать. Поговорю нынче на правлении. Но, понятное дело, не больше одного поля.
Ольга промолчала. Она с аппетитом ела свою любимую картошку свару.
Двор машинно-тракторной станции, по летам зарастающий лопухами и лебедой, сейчас густо забит тракторами. Сырой снег перемешан с землей, и весь двор истыкан шпорами, рубчато исполосован гусеницами. Идет опробование машин перед дорогой.
В воздухе висит сплошной немолчный гул моторов, железный грохот, лязг. Тракторы фыркают, гудят, чихают, заводятся, снова глохнут и все страшно дымят. Дым густой, желтовато-белый. На некоторое время он плотно окутывает машины, и они пропадают из глаз, слышен только оглушительный треск выхлопов да крики людей пополам с крепкой руганью.
Андрей Галышев шагал двором и с удовольствием слушал не позабытую за время службы, такую знакомую музыку моторов. Многое пробуждал в его сердце этот мощный рокот машин, и оно наполнялось радостным и тоже могучим ощущением застоялой, рвущейся наружу силы.
— Эй, сторонись! Затопчу!
Из дымного облака вырвался и протрещал мимо отпрянувшего в сторону Андрея старенький, латаный СТЗ. У штурвала почему-то не сидел, а стоял чумазый, как и все здесь, рыжий парень. Андрею приходилось видеть его на ремонте. Горланов, кажется.
Свою бригаду Андрей нашел около кузницы. Рядом принимал машины его сосед — бригадир новоберезовской бригады Михаил Брагин.
Тракторист Брагин был опытный и принимал машины просто. Он сел за руль сначала одного трактора и, меняя скорости, проехался по двору, затем то же самое проделал с остальными.
Подошел Гаранин:
— Ну, как машины?
— Что ж, сами себя возят, и то хорошо, — ответил Брагин. — А ремонт скажется там, в поле, в борозде. Там и настоящая проверка будет.
Гаранин расстегнул реглан и достал трубку. Висевшая на ниточке пуговица оторвалась и закатилась под колесо трактора. Брагин поднял ее и, отдавая Гаранину, сказал:
— А ты бы, секретарь, чем в Доме колхозника прозябать, переходил к нам. Я уеду, мать одна останется. Старуха она у меня разговорчивая, не скучно будет. Ну, конечно, и обед сготовит, и пуговицу пришьет.
Андрей вспомнил свой разговор с Гараниным и улыбнулся: интересно, что ответит секретарь.
Гаранин, тоже улыбаясь, посмотрел на Андрея и сказал, что принимает предложение. Поговорив еще некоторое время с трактористами, он ушел в другой угол двора.
Андрей попросил, чтобы Брагин вместе с ним посмотрел и его машины. Тот охотно согласился.
— У тебя помоложе, — сказал в заключение осмотра Брагин. — На твоих можно кое-кому еще и нос утереть. Ну — успеха!
Ключевский колхоз был одним из самых дальних, и Андрей выезжал сегодня же. У Брагина не было всех трактористов, и он собирался ехать на другой день. Они попрощались, и Андрей со своей бригадой тронулся со двора.
Одна за другой машины прошли широкие, открытые настежь ворота, миновали село и выехали в поле.
Часа через три вдали показалась Новая Березовка. Вот бы где хотелось ему работать, а не в Ключевском!
С пригорка село было видно все, до последнего дома, до последней яблони в садах. Виден был Андрею и тополь, посаженный им еще в детстве и теперь ставший большим, высоким деревом.