Вершина Столетова

— Ну, это все равно. А я говорю, что он тебе вроде как бы на пользу пошел, все остальные болезни приглушил.

— Парное молочко да сметана помогают!

«Ох, это парное молочко! — опять вспомнил Виктор Давыдович. — Как бы оно боком не вышло».

— Однако ж в журнале говорится, — продолжала Полина Поликарповна, — что при этой болезни бывают временные улучшения. Как бы потом еще хуже не было.

Должно быть, для того чтобы лучше разбираться во всех изнуряющих ее тело мудреных болезнях, Полина Поликарповна выписала специальный медицинский журнал и в свободное время, — а такого времени у нее было более чем достаточно, — усердно читала его. Виктор Давыдович этот журнал не читал, едва успевая следить за своими, агрономическими.

— Ну, я, конечно, не знаю всех этих медицинских тонкостей, — сказал он, — но выглядишь ты хорошо, свежо и молодо. Подольше бы это временное улучшение затянулось!

Пришел Николай Илларионович.

— Полина Поликарповна, — с шутливой серьезностью сказал Николай Илларионович, вешая фуражку, — а я ведь к вам специально на чай. Я не виноват, что более вкусного чая мне не приходится пивать ни в каком другом доме. Так что не обессудьте.

— Вы все шутите, Николай Илларионович, — ответила польщенная хозяйка и даже слегка раскраснелась, хотя трудно было понять — от похвалы или от чая. Она утицей проплыла к буфету, достала третий прибор и так же плавно, раскачивая бедрами, вернулась на место.

— За день так избегаешься, что аж гореть внутри начинает, — принимая налитую чашку, говорил Николай Илларионович. — За председателем смотри, нужной ли кондиции семена дает; за трактористом смотри, на ту ли глубину он эти семена заделывает; за бригадирами тоже смотреть надо. Веселая должность!

Виктор Давыдович хотел сразу же спросить, известны ли Николаю Илларионовичу гаранинские «открытия» в Новой Березовке, но, подумав, решил завести этот разговор попозже.

После чая сели за шахматы. Полина Поликарповна начала мыть и убирать посуду.

— А что вы думаете, Николай Илларионович, о Тузове? — как бы между прочим спросил Виктор Давыдович, когда фигуры были расставлены и сделано по первому ходу.

— А теперь мы и конницу пустим в ход… Что я думаю о Тузове? Да ведь все очень просто. Тузов — птица, конечно, невысокого полета, но… на нашем бесптичье и это соловей. Где их наберешься, чтобы и с агрономическим образованием, и…

— Ну, а насчет честности, насчет всякого там корыстолюбия?

— А насчет этого уж я не знаю. Да и какое мне до всего этого дело? Это компетенция соответствующих органов, а не моя… Выставим пехотный заслон…

— Так-то так… А что вы скажете вот на это. — И Виктор Давыдович коротко повторил рассказ Гаранина.

Однако на Николая Илларионовича это, кажется, не произвело особого впечатления.

— Сбили вы меня, батенька, — сказал он, сосредоточенно изучая положение фигур на доске, и, только когда переставлял с одной клетки на другую коня, рука его слегка дрогнула. — Какой прекрасный ход у меня был придуман и вот забыл, не вспомню… И про меня он что-нибудь рассказывал?

— Да, кое-что и про вас.

— Ах какой остроумный ход я упустил!.. И все вот эти деловые разговоры. Сколько раз уславливались не заводить их за игрой.

— Что ж, давайте оставим… Хожу ладьей.

— Теперь уж чего, все равно!

— А ну, попробуем пробраться в тыл.

— Эге, смело… И что же такого он про меня говорил?

— Да ничего особенного. Насчет якобы неправильного оформления приемочных актов и еще что-то в этом роде.

— Только и всего?! — в голосе Николая Илларионовича прозвучало плохо скрываемое радостное облегчение. — Иду на размен… Посмотрим, как Гаранину удастся доказать это. Доказать не на словах, а документально.

— Я ему то же самое сказал… А все-таки не миновать вам ловушки, Николай Илларионович. Не слишком ли рискованно скачете на своем коньке?.. Кстати уж. А что за человек Гаранин, как вы думаете?

— Да что вы мне сегодня, коллега, вопрос за вопросом подбрасываете? Так положительно нельзя играть… Видите, я опять проворонил пешку… Хожу ладьей.

— Слоном.

— Но, если это вас интересует, скажу. С Гараниным надо держать ухо востро — вот что это за человек.

— А я, представьте, и до сих пор о нем хорошего мнения. Не глуп, рассудителен, в решениях осторожен.

— Э-э, батенька! — протянул Николай Илларионович. — Да разве суть в том, как решения принимаются? Нет. Суть в том, какие решения и против чего и кого они принимаются… Шах!

— Закроемся пешкой… Так как же все-таки быть с этим Тузовым? Какую сторону тут держать?