Вершины держат небо

Не понял он только одного: о каком отравлении и какого водопровода идет речь? Но самое странное, что это отравление они почему-то приписывали именно ему. Он затаился.

Если боевики именно его, Николая, подозревают в отравлении водопровода, то в случае поимки ему, ясное дело, не поздоровится.

Оставалось ждать.

Мысли Петрашевского поменяли направление. Он задумался: как могло оказаться, что боевики, обитающие в подземелье, можно сказать, его хозяева, не знают о существовании потайного хода? Тем более, если именно здесь, где-то рядом, расположены их серьезные военные объекты? Наверняка ведь у них имеются новейшие подземные карты, с недавно прорытыми ходами.

И тут его осенило: карты!

…Ему припомнилась груда штабных бумаг, которые они, группа разведчиков-диверсантов, захватили в здании бывшей школы при неудачной попытке захватить в плен первого президента Ичкерии Джохара Дудаева.

Правильно говорил его знакомый майор, заядлый биллиардист:

– Хорошие удары не пропадают!

А это был хороший удар, видит бог. Хороший, несмотря на то, что в тот раз Дудаев ускользнул. Зато всю свою группу, по сути попавшую в ловушку, он сумел вывести целой и невредимой, да еще захватил кучу штабных документов и старых подземных карт Грозного.

Генерал Матейченков сказал, что среди них есть очень важные документы, и он, как всегда, оказался прав, хотя штабные сообщили, что теперь эти бумаги никому не нужны.

А вот и нужны, и нужны, если можно так выразиться, своим отсутствием у мятежников. По всей вероятности, этот подземный потайной переход, в котором он сейчас находится, был показан только на тех картах Грозного, которые они похитили. Потому-то и не оказалось этого перехода на новых картах подземелья, которыми пользовались боевики.

Верно, хорошие удары не пропадают зря.

Боевики снаружи еще некоторое время препирались и рассуждали, как им выбраться из создавшейся ситуации. Наконец они пришли к Соломонову решению: никому не говорить, что они обнаружили вражеского разведчика, но по собственной нерасторопности упустили его, когда тот был уже по сути в их руках.

Петрашевский мысленно поздравил их, а заодно и себя, с мудрым решением: тем самым охранники облегчили не только свою жизнь, но заодно и его.

Голоса снаружи смолкли, а вскоре послышались и удаляющиеся шаги. Разведчик выждал для верности еще некоторое время, затем поднялся и двинулся по рукаву вперед, в неизвестность.

* * *

Петрашевский полз, отдыхал и снова полз. Ниоткуда не доносилось ни звука.

Иногда он включал фонарик, чтобы разглядеть близлежащий участок дороги, но старался делать это не очень часто – так, на всякий случай. Неожиданность можно было ожидать на каждом шагу.

Полз же он потому, что пришел к выводу – такой способ передвижения ему наиболее подходит: потолок в новом переходе был низок, а идти все время в полусогнутом состоянии было нелегко, к тому же он то и дело задевал головой потолок.

Его не тревожили мысли, как он будет выбираться отсюда. Сначала нужно собрать как можно больше информации, а там видно будет.

Иван Иванович показывал ему и даже давал почитать интереснейшую книгу – «Православный календарь», из которой Николай почерпнул много для себя нового. И не только происхождение русских имен и существо различных православных праздников.

В книге были обширные отрывки из библии, и Петрашевский, к стыду своему никогда прежде не державший ее в руках, с изумлением открывал новый для себя мир – мир духовной жизни наших далеких предков.

И сейчас, передвигаясь по узкому подземному рукаву, ведущему в неизвестность, он повторял про себя мудрый отрывок из прочитанного «Православного календаря»:

– Даст бог день, даст и пищу.

В самом деле, для чего беспокоиться о том, до чего еще предстоит дожить? Потом будет видно: даст бог день, даст и пищу.

В рукаве было душно. «И впрямь здесь, как в рукаве шубы», – подумал разведчик. Но все-таки, сообразил он, свежий воздух откуда-то должен был поступать, иначе бы он просто задохнулся.

Петрашевский настолько устал ползти, что не было сил, да и желания, отогнуть на руке куртку и, направив луч фонарика, посмотреть на часы. Он полз почти механически, ни о чем не думая.

Но – странная вещь! – по мере продвижения воздух в переходе становился все чище и свежее. Что это могло означать – разведчик не задумывался. Он продолжал ползти словно робот, которому его создатель задал определенную программу, а вот выключить во время позабыл. И только и оставалось – ползти.

Но вот рука его, протянутая вперед, уткнулась в стену. Николай снова и снова ощупывал ее – сомнений не было: это – стена, полностью, снизу доверху перегораживавшая рукав. Прочная, основательная, сложенная из камня.

Выходит, рукав с обоих концов ограничен, как бы обрублен. Обдумывать положение, в котором он оказался, Петрашевский далее не мог – глаза смыкались от усталости.

Разведчик свалился на пол и забылся тяжелым сном, в котором сновидения были хаотичны и беспорядочны.

* * *