Вершины не спят (Книга 2)

—   Казгирей не из самых глупых, — вызывающе отвечал Курашев, и под его взглядом Инал опустил свой тяжелый взгляд. — Я знаю, — продолжал Курашев, — не Казгирей считает склонность к бандитизму национальной чертой кабардинца...

—   Может быть, я так же считаю.

—   Не знаю, не знаю. Но твое объяснение не лезет ни в какие ворота.

—   Это объяснил товарищ Сталин.

—   О чем ты говоришь? Что объяснил товарищ Сталин?

—   Чем ближе социализм, тем сильнее сопротивление врагов. Вот что говорит вождь и о чем я говорю. А самое главное политико-моральное единство. Слыхал такое слово? Монолитность, партийность. Товарищ Сталин делом учит отсекать больные, гниющие места. Вот так, как отсекли Троцкого. Злостных клеветников всех мастей и масштабов больше, чем нужно... Чего стоит хотя бы эта история с фельетоном? Уничтожить их — и только!

Инал совсем расходился. Курашев, не теряя внешнего спокойствия, спросил:

—   Всегда ли нужно отсекать?

—   Всегда. Понадобится — и штыком приколоть.

—   Ого! А я думаю, нужно уметь и лечить, не только отсекать и колоть, а главное, правильно ставить диагноз. Отсечешь — обратно > не пришьешь... Да можно и себя самого покалечить. Против кого ты собираешься обратить войска? Против тех, кто сбежал от тебя? Не делай их преступниками, Инал. Лучше помоги им вернуться под сень закона.

—   Я это уже слышал... Ну ладно, хватит об этом. Пора заниматься делом. Фельетон фельетоном, надо разобраться в том, что посерьезней.

—   Да, ты прав, надо разобраться, есть ли основания для стольких арестов. Смотри, как бы не вышел скандал покрупнее, чем с Ахья.

—   Тоже думаешь учить меня? — снова вспыхнул Инал.

— Что значит «тоже»?

—  Какие вести из Москвы? — Не отвечая на вопрос, Инал заговорил о другом: — Как поживает наш дорогой Степан Ильич? Ждем тут не дождемся. И Казгирей Матханов ночи не спит — ждет Степана Ильича. Уже составил смету. Наверное, слыхал ты, Касым, что решено в интернат принять девочек. Дело новое, все нужно обдумать. Какая удача, что Казгирей согласился взять на себя руководство! Послушал бы ты, Касым, с каким успехом он прошел вчера чистку. Ты хороший друг, тебе не безразличны его успехи. Знает Казгирей, что ты приехал?

—    Откуда ему знать решение крайкома?

—    Приятная неожиданность. Ведь вам не часто приходится встречаться, а друзьям детства не легко обходиться друг без друга. Разве не верно я говорю?

—    Валлаги! Верно! Хотелось бы встречаться чаще. А то будто и близко, и все далеко! Немножко помогает цивилизация.

—    Почта, что ли? Ну, в письмах разве все скажешь, важно, чтобы душа с душою говорила, это не всегда скажешь даже голосом... Вот нет у меня таких друзей! — тяжело вздохнул Инал. И трудно было понять его в эту минуту, действительно ли это было душевное признание или уловка, грусть или ехидство. — Нет душевного друга, нет такого друга, который слышит твою душу, да, это очень грустно — не иметь такого друга.

Курашеву захотелось сказать Иналу приятное:

—    Разве? Не может быть, чтобы у первого человека в Кабарде не было друзей! Ну хотя бы тот же Эльдар, тот же Шруков. Да разве мало я мог бы назвать...

—    А почему ты не называешь Матханова? — вдруг резко спросил Инал и посмотрел прямо в глаза Касыму. — Зачем опускаешь глаза? Вот и Казгирей никогда не смотрит мне прямо в глаза. Нехорошо. Разве честный друг избегает взгляда своего друга? У меня нет друзей, у меня есть только товарищи... А знаешь ли, кстати, кто написал фельетончик? Ахья! Я-то знаю это теперь точно. Валлаги!

—    Ахья? И ты за это арестовал его?

—    Почему за это?

И кто его знает, какой оборот снова принял бы разговор, если бы в эту минуту не позвали Инала к телефону.

Инал неторопливо вышел. У телефона была Вера Павловна.

—    Инал, я сейчас уезжаю. Инал сердито:

—    Зачем уезжаешь? Куда?

—    А разве ты забыл, что мы проводим кампанию «Каждой горянке — пальто»?

—    Это я знаю, но ведь это предполагалось позже, когда закончится чистка.

—    У вас чистка, а у нас «Каждой горянке — пальто». У каждого свое дело, ты сам говоришь.

По всему было видно, что Вера Павловна твердо решила проводить в жизнь свои убеждения. Инал уже успел узнать эту черту характера Веры Павловны — если она что-нибудь решила, не было сил ее остановить.

Государственный человек даже немножко растерялся. Он пробовал воззвать к ее олагоразумию:

—    Как же ты поедешь? Ничего не готово. — Все готово, я уже обо всем договорилась.

—    Как же вы поедете вдвоем, две женщины?

—  И вовсе не две женщины, с нами поедет еще Казгирей. И вот что я тебе скажу... ой, Инал, я совсем забыла... ведь можно взять с собой Лю и Тину...