Версия

Одесса в те годы только начиналась. Через двадцать-тридцать лет Союз узнал, что такое одесский юмор, на котором заварилась и одесская сатира. Потом «советские люди» (то есть люди, выросшие при советской власти) всякий эстрадный юмор принимали за одесский, и ошибались лишь наполовину. Просто не все юмористы были из Одессы. Трудно было представить, что еврей на эстраде и вдруг не из Одессы. Какой может быть юмор, если он не из Одессы? Что? Из Ленинграда? А почему же он Райкин? Вы же знаете, что все Райки-блондинки – это еврейки с Пересыпи, а Райки-брунетки – с Молдаванки. И что Пересыпь и Молдаванка постоянно находятся в Одессе.

То, что для нас одесская хохма, в Одессе просто образ речи. Когда я, в портовой столовке, потряхивая рублём, стоял вторым и последним в очереди к кассе, чтобы расплатиться за рыбный суп и биточки с пшеном, а первым у кассы был Костя-капитан, и я стоял уже несколько минут, потому что Костя вёл интересную беседу с роскошной кассиршей с Молдаванки, мне повезло. Брунетка с профилем античной королевы повернула ко мне свой не менее античный фас и произнесла с лёгким изменением децибел и тембра: – Ну шо вы мне показываете ваш рубель? Вы шо, завтра вже совсем не будете у нас кушать? Завтра и уплатите. Берите ваши биточки и кушайте на здоровье! Я же занята!

Или ещё случай. Когда я писал в Одессе диплом, ко мне в общежитие приходил молодой одессит-еврей – я помогал ему делать чертежи. Однажды мы вместе поехали в училище (Высшую Мореходку) на трамвае. (Мой Мерс был на профилактике). Вошли на заднюю площадку. Он достал монеты и сказал мне, что пройдёт за билетами. Это услышали ближайшие, ещё не обилеченные, но уже сидящие пассажирки, и, протягивая свои пятаки, просили его, пока он продвигался вперёд, взять им билеты. Его улыбчивая готовность помочь ближним и – Ах, таким красавицам! – это все читали на его молодом еврейском лице, просто заставляла (надо и не надо) обращаться к нему. Он принял у пяти-шести женщин деньги, подошёл к кондукторше, стоя к публике спиной, купил у неё билеты и вышел через переднюю дверь на подоспевшей как раз остановке. Те, кто ждал его обратно, не сразу поняли, что произошло, и куда исчез молодой и любезный человек. Когда поняли, то в вагоне мгновенно возник одесский базар. Сначала моего знакомого клеймили почти как убийцу, но удивительно быстро люди перешли к весёлому изумлению и потом к хохоту!

Но виновник инцидента продолжил игру до конца. Оказывается, выйдя из нашего вагона, он быстро перебежал в прицепной, проехал одну остановку и перешёл к нам, скрываясь на задней площадке за спинами стоящих пассажиров. Вдоволь наслушавшись в свой адрес всяких неприятностей, он вышел «на сцену», и, протягивая билеты, произнёс: – Дамочки! Как вы можете! Или я вас ограбил на сто рублей? Я за вас краснею! —

Поверьте, сцена была не хуже, чем в «Ревизоре».

Или ещё один маленький спектакль на том же маршруте и в том же исполнении. (Сцена инвалида).

На этот раз мы с коллегой прошли внутрь вагона, как всегда, наполненного пассажирами. Он шёл впереди, как-то неестественно приволакивая правую ногу и помогая ей правой рукой, чего я до сего момента никогда не видел! Я было придержал его за рукав, желая узнать, в чём дело. Коротко обернувшись, он выразительно прижал палец к губам, и я вообще перестал понимать ситуацию. Через пару шагов он как-то судорожно, чем обратил на себя внимание ближайших пассажиров, вцепился в петлю над головой, и, стоя на левой ноге, профессиональным жестом калеки подтянул на место правую. Тут же с двух мест вскочили пожилые женщина и мужчина, предлагая «калеке» сесть. Он бодренько стал отказываться: – Нет, нет, большое спасибо, нам с ней надо тренироваться (очевидно, имея в виду себя и ногу). Чувствуя себя очень неудобно, вежливые пассажиры вынуждены были сесть. Но нашлась дама с громким и требовательным голосом, явно торговка с Привоза, которая в жалости своей к инвалиду завопила: – Та шо вы его слухаете! Бач якый спортсмен! Протез ему тренировать надо! Вин же мозоли натирае той деревьяжкой! Чи у вас серця нема?

После такого вызова сразу четверо пассажиров пробками взлетели с сидячих мест, и, не слушая бормотания моего дипломника, силой усадили его. Но пока все отвлеклись на эту суматоху – как же! Такая возможность проявить гуманную гражданскую позицию! – подавшая сигнал к такому проявлению милосердия быстренько уселась на освобождённое одной из совестливых гражданок место. Когда гражданка повернулась, чтобы сесть на своё «законное» место, начался очередной одесский базар с применением таких известных колоритных выражений, как «Вас тут не сидело!», «Шо-то вы не очень торопились помочь раненому!», «Так вы же самая настоящая нахалка!», «От нахалюги слышу!». Меня очень поразило, что оппонентки не переходили на «Ты», хотя обзывали друг друга весьма круто, я вам скажу!