Вертеп

Мазин взглянул в окно. На врытой в землю скамейке возле флигеля сидел старик в собачьем треухе и смотрел на ожившее тем временем море. Тучи поредели, и по серой воде то там, то поближе пробегали светлые полосы, серебрили поднявшуюся рябь.

— Любит он так сидеть. Жизнь у него не дай Бог сложилась, теперь кончины ждет. Воздух, однако, поддерживает, да и стопочка. Ну да отвлекся я. Ваше здоровье!

Мазин пригубил стопку. Напиток был в самом деле хороший, а воздух не чета городскому, но кончины он пока не ждал, еще много хлопот предстояло, требующих самоограничений и трезвой головы.

— Как дальше дело шло?

— Дальше не пошло, шлагбаум опустили. Стоп. Кирпич. Зона.

— Что за зона?

— Несмышленым вход воспрещен. Следователь сказал мне: «Ты, Пушкарь, молодой еще, не знаешь, где остановиться нужно». — «Где же?» — «А вот здесь. Сделал дело и точку поставь вовремя. Не мудри. Яснее ясного, Алферов убил». А я говорю: «Если убил, как же она домой улететь смогла?»

Мазин улыбнулся манере Пушкаря преподносить неожиданное, как давно известное.

— Об этом я пока не знаю. Поясни, пожалуйста, как узнал, что вернулась Эрлена в город? Как докопался?

— Копать-то нечего было. В авиакассе выяснил. В тот же день, что приехала, взяла гражданка Дергачева Эрлена Михайловна, предъявив паспорт, на законном основании билет на рейс до родного города.

— Выходит, приехала поездом и в тот же день вернулась самолетом?

Мазина все больше интересовала эта запутанная история.

— Точно.

— А Алферов остался?

— Факт!

— Чем же объясняешь?

— По-моему, просто. Не поладили в чем-то, не та встреча произошла.

— Но, по твоим данным, они не встречались.

— Это он так показал. Сразу понял, что его подозревают. Перепугался, решил все отмести, благо свидетелей нет.

— Доказать факт встречи невозможно?

— Ну и что? Думаю, он себе этим враньем только навредил.

— Ладно. Оставим пока Алферова. Значит, Эрлена вернулась…

— Как пить дать.

— Доказано?

— Следователь разъяснил мне, что не доказано, — с обидой произнес Пушкарь.

— И билет не принял во внимание?

— Билет, — сказал, — Алферов мог для отвода глаз взять по ее паспорту. Большое, мол, дело, что не положено! Не знаешь ты, салага, как преступник исхитриться может. С обратным билетом убийца себе фальшивое алиби попытался устроить. На такого простака, как ты, то есть я, рассчитывал. Не выйдет! У нас ясность. Преступник в руках, а «от добра, дескать, добра не ищут». Так и сказал, сволочь, от добра добра…

Пушкарь сжал вилку в кулаке.

Мазин перебросил со сковороды на тарелку еще пару яиц с выжаренным салом.

— Хороша яичница.

— Ешьте на здоровье, — разжал кулак Андрей.

— Значит, следователь убежден был?

— Шутите? Ему лишь бы дело состряпать. Зачем журавль в небе, если Алферов в руке? Авиабилет, конечно, взят, но вот бортпроводницы пассажирку не запомнили. Понимаете, с поезда проводница подтвердила точно, а этим шлюшкам все до лампочки. Лишь бы в свидетели не попасть.

— Ну, они-то Эрлену мельком видели, могли в самом деле не запомнить. Да и пассажиры сплошь и рядом не на свои места садятся. Не суди строго.

— Строго Алферова судили. Выкарабкался, конечно, но ведь насиделся! И время ушло. Сами видите, всплыла история, а факты уплыли.

Мазин не только видел, кожей ощущал досаду, злился, как профессионал, но откликнулся полушутя:

— Чем бы я теперь на хлеб зарабатывал, если б следователь твой добросовестным оказался!

— Опять шутите? Нельзя халтуру прощать. Рано или поздно вред от нее обязательно проявится. Потому и не смог я руки брехней марать…

Наверно, Пушкарю хотелось еще высказаться по больному вопросу о поколебленной вере и уходе из милиции, но Мазин не поддержал, смолчал. Слишком много он про чистые руки за сознательную жизнь наслушался, чтобы теоретизировать. Говорили, говорили, а руки постепенно и перед едой мыть перестали. Не боимся ни Бога, ни вируса, мелкой твари Его. А уж последствий дел своих тем более.

— Неужели вы Эрлену разыскать надеетесь? — прервал молчание Пушкарь.

— Пути Господни неисповедимы. Если телеграмма от нее…

— Однако сомневаетесь, что от нее? — поинтересовался Пушкарь с плохо скрытой надеждой.

Мазин засмеялся.

— Ну, Андрей! Ты, вижу, твердо на своем стоишь — нет ее в живых, а мужа в убийцах держишь? Но факты-то вещь упрямая? Сам его алиби подтвердил.

— Не дали мне до конца докопать.

— Закопал бы муженька?

Пушкарь пожал плечами.

— Я не изверг. Для меня этот вопрос принципиальный. Я с тем следователем заочный спор много лет закрыть не могу. Тем более мы сейчас на одну доску попали.

— Как это? Не понял.

— Что тут понимать! Если Эрлена живая, выходит, и мне цена не многим выше, чем следователю. Только другого человека губил. Он на халтуре доказательства строил, а я на упрямстве бездоказательном. Вот и судите, чей Митька старше.

— Думаю, твой, — подбодрил Мазин хозяина, — раз ты не по своей вине до истины не добрался. Но ты все-таки кровожадный. Не хочешь, чтобы я Эрлену нашел. Хочешь, чтобы убийцу. Зачем? Пусть живет женщина. Тем более раскаявшись.