Вертеп

Лицо художника было трудно зафиксировать, оно находилось в непрерывном движении, заметно было лишь то, что человек этот выглядел старше своих лет. И лысина, и морщины свидетельствовали, что лучшие годы Дергачева уже позади, но были ли это следы радостных излишеств жизнелюба или что-то совсем безрадостное деформировало внешность бывшего красавца, как определил его Алферов, это еще предстояло понять.

Художник между тем, будто не понимая внимательного взгляда Мазина, протянул руку к дверце домашнего бара.

— Вы, кажется, чувствуете себя скованно? А что, если смягчить напряжение? По пять граммов за чудесное спасение Артура, разве не предлог?

Мазин покачал головой.

— Спасибо! Как говорится, врачи запретили.

Дергачев засмеялся громко и продолжил известный анекдот с кавказским акцентом:

— Мне тоже запретили, а я дал врачу сто рублей, он и разрешил!

— Сейчас сотней не обойдешься. Не заработал я пока на ваше угощение, — в тон откликнулся Мазин.

Настаивать хозяин не стал. Прикрыл дверцу.

— Предпочитаете разговор сухой? Воля ваша. Понесу родительский крест в трезвом виде, — он сморщил лоб. — Как там у Грибоедова? Что за несчастье быть взрослой дочери отцом?

— Что за комиссия, создатель… — поправил Мазин.

— Верно! Комиссия. Ну что ж, приступайте, комиссар, согласно заявлению гражданочки.

— Вы недовольны дочкой?

— Лилькой-то? Как вам сказать… Ненужное дело затеяла. Но она не виновата, конечно. Слабенькой родилась, потом история с мамой травмировала. Отсюда и поведение соответствующее, мистика от моды и все прочее. Но Артуру я не доверяю ни на копейку.

— В чем именно?

— Да насчет ее психического состояния. Пусть лучше свою голову проверит. Сам с прибабахом. Психиатр-фальсификатор. Морочит бабам головы, доктор! Я бы ему палец перевязывать не доверил. А эти дуры прут стадами.

— Мне показалось, он ваш друг, — сказал Мазин, заметив возбуждение Дегтярева.

— Ха! Друг! Еще бы! Но не мой лично, а друг дома, а это две большие разницы.

Мазин взглянул вопросительно.

— Что, не в курсе? Это же последний кумир Марины. Не представляете, что супруга жить не может без очередного модного идола. Я уверен, что, будь она бюрократкой без воображения, неминуемо подалась бы в уфологи. Но положение обязывает, и она увлекается серьезной наукой, которая у нас, как и многое, была запущена. В данном случае психиатрией в лице этого кандидата дурмоведческих наук.

— Он называет себя целителем.

— Не смешите! Жеребец он со станичной конюшни, а она уговаривает Лильку показаться ему! И уже черт-те что наговорила, и он с заумным видом убеждает меня, что девочку нужно спасать.

— А где, кстати, Лиля?

— Спросите что-нибудь полегче. Укатила вместе с соратниками по вере распространять высшие истины. Вот это Марину и бесит.

— Лиля кришнаитка?

Дергачев развел руками, повторил:

— Спросите что-нибудь полегче. У нее на неделе семь пятниц. У нее, знаете, есть старуха родственница, то ли пятидесятница, или адвентистка седьмого дня, — меня лично это абсолютно не колышет! А Лильку втянула, вот та и выбирает богов, кто больше понравится. Но, в конце концов, пусть себе выбирает, если свобода религии. Даже в творческом доме какая-то церковь Христа Святых последних дней объявилась. Хотят помещение арендовать. Между прочим, американцы. Не вижу в этом ничего удивительного. Лишь бы платили вовремя. Если создали партию сексуальных меньшинств, почему бы не объединиться кришнаитам всех стран? Индия — прекрасная страна. Говорят, кришнаиты наши доморощенные имеют возможность там бывать. Страшно завидую, между нами, но принципом за чечевичную похлебку не поступлюсь, ха-ха! Кришна мне друг, но научное мировоззрение, что в школе выучил, дороже.

Мазин прервал торопливое словоистечение.

— Надеюсь, Лиля не в Индии?

— Ха! В бывшем СССР!

— Вы не обеспокоены ее отъездом?

— Как отец, понятно. Такая преступность, такой бардак во всем постпространстве. Опасно, я понимаю. Но нужно же человеку какое-то увлечение? Конечно, лучше всего замуж. Впрочем, сами видели, не красавица. Да и женщины сейчас прекрасно обходятся без семейной обузы. Но от этого не легче. Не представляете, как с ней сложно. Даже вас в свою нелепую возню впутала. Послушайте! — прервался он внезапно. — Вот идея! Согласны на полцены? Убедите ее!

— В чем?

— В том, что зря все это. Кто-то отмочил глупую шутку.

— Вы уверены, что телеграмма шутка? Такие шутки скверно пахнут.

— Ну, я бы и сам этого шутника… Но все-таки дичь, поверьте, дикая дичь. Зачем вам, серьезному человеку, бабьими фантазиями заниматься? Пусть бабка оплатит вам предварительные итоги и закроем дело, а?

Мазин покачал головой.

— Вы сказали «дичь»? Дичь или фантазия?

— Я уверен, что глупость или злая выдумка, а Марина настаивает на больной фантазии, даже психическом расстройстве. «Спасать девочку надо!» Но как спасать, если поощряем фантазию? Знаете, что Лилька еще выдумала? Придумала, что мать ей по телефону звонила!

— Когда? — удивился Мазин.

— Перед ее отъездом.

— В самом деле звонила?

— Марина считает, что это очередной закидон.

— Не понимаю. Почему же она мне…

— Ничего не сказала? Она ей якобы запретила.