«Вертер», этим вечером…

Она произнесла несколько слов. Не бог весть какая победа. В первые годы своей практики в Гейдельберге я безумно радовалась, когда пациент начинал говорить, неважно, была это осознанная речь или бессвязное звуки. Простое бормотание — и, опираясь на различные теории, я уже видела, как перед нами расстилается длинная дорога, ведущая к выздоровлению. Опыт показал, как я ошибалась. Нарушение молчания отнюдь не означает, что больной наконец уловил потерянную мысль, — в большинстве случаев это лишь усугубление болезни. Или, лучше сказать, один из возможных вариантов развития извечно неразрешимого ментального конфликта.

Приезжал отец Каролы. Ничего из сказанного им мне не помогло. Его поведение и выражение лица вызывают ассоциации со старым бюро или с застекленным коридором. Мне показалось, что он больше всполошился, видя свое имя в газетах на протяжении той долгой недели, когда их семья постоянно фигурировала в хронике происшествий, нежели узрев свою дочь в одной из комнат приюта для душевнобольных.

Послушать его, так она была ничем не примечательным ребенком. Но что знает бедный господин Людвиг Кюн о детях? Смерть его жены внешне на нем никак не отразилась, и он по-прежнему убежден, что она была с ним счастлива.

В устах серых личностей все люди предстают серыми. Даже не серыми, а бесцветными. Господин Кюн, не отличаясь широтой взглядов, никогда не замечал широты окружающего его мира. Жизнь в форме реестра. Ему пришлось потрудиться, чтобы не замечать в чертах Каролы и других окружающих все неровности и шероховатости, которые превращают их в живых людей. Он делает бесцветным частности, инстинктивно возводя их на уровень общего. Он рассказывал мне о ее хороших оценках в колледже в Бад Годесберге, о той самоотверженности, с которой она поддерживала дом и его обитателей. И ни одно слово не добавляло в обрисованный им портрет Каролы мазок жизни. Скорее, это была самая что ни на есть безжизненная, гравюра сухим пером. Они с дочерью встретились в парке. Она с ним не заговорила. Для нее, видимо, важнее была ее порция риса с молоком. Не думаю, что она его узнала. Уходя, он лишь у ворот надел шляпу. Несмотря на сгущавшиеся серые сумерки, его лысина блестела.

Карола, моя загадка. Из-за тебя я снова было вернулась к тезису Ньюкастла о наследственности. Но все это невероятно.

VII … былого блеска знак