Будка в горах, грубый макет «метеостанции» для все той же ролевой игры. Так где же может быть разгадка? На краю плато или на вершине Черчилля? Барсучий Нос облетела вокруг плато и вокруг горы — и с самолета он тоже ничего интересного не увидел — снег да снег кругом. Так какого черта его сюда забросили? Посмотреть на человека в идиотской ситуации? Он был практически уверен, что намеченный им на завтра осмотр местности ничего не даст. Поиски черного кота в темной комнате, где никакого кота нет? Понаблюдать за поведением человека, который ищет черного кота в темной комнате, и не знает, что его там нет? Или знает, но все равно, подчиняясь правилам игры, продолжает искать? Ведь главное, это не находка (еще и найдет, чего доброго), а процесс поиска черного кота, вернее, даже не сам процесс, а демонстрация процесса в той его интерпретации, что должна понравиться наблюдателю. И что знает черный кот о той самой темной комнате, где его нет? А что делать человеку, который понимает, что ушлый наблюдатель фиксирует каждое его действие в поисках черного кота, которого нет в темной комнате, и прекрасно знает, что поиски кота — это сплошной блеф и дурацкая игра? А кот, которого нет, тоже отлично знает, что его постоянно ищут, и поэтому прячется от всех, как ищущего, так и наблюдателя.
«Пойди туда, не знаю, куда; принеси то, не знаю, что».
Прочитала мама Даниле сказку про Андрея–стрелка, и очень эта сказка Даниле понравилась — всех–то удалой Андрей–стрелок победил, на умнице Марье–царевне женился, купцов–живоглотов объегорил, вражине коту Баюну бока намял, от Бабы — Яги утек, царя–олигарха дубинкой в лобешник уложил, а тут и народ благодарный проснулся и ну Андрея на царство сажать–уважать. Так сказка Даниле понравилась, что он еще долго дедовым гостям заявлял:
— Я Данила–стрелок, иду туда, не знаю, куда, ищу то, не знаю, что, а женюсь я на Марье–царевне и буду я всея–царем.
В начале девяностых, не в пример застойным восьмидесятым, такой ответ воспринимался не с оглядкой и страхом, а с умилением души. Непонятно только, в какую страну подался сват Наум, который все дела за Андрея–стрелка переделал, и как теперь без свата Наума дальше жить.
И повторилась та сказка, да в заморском варианте: пришел Данила–шутер к Бабе — Яге на работу наниматься, а она и говорит: «Не обессудь, Данила, только должен ты пройти испытания великие». Сказала, да и превратила Данилу в мыша серого, и посадила его в лабиринт под стеклом — беги, мистер Данила–шутер, спасай свою серую шкурку. И закручинился тут мистер Данила: Марье–феминистке ковер ткать западло; кота Баюна не тронь — редким животным стал, в красную книгу записался; купцы без адвокатов на улицу носа не кажут; сват господин Наум говорит: «извини, Данила, на себя работаю, мне хозяев не надо». А народ совсем обнаглел, руки царской не признает, а кричит: властвовать хочешь, так иди с лягушкой целуйся, Опрой зовут. Пробежал Данила–шутер по лабиринту, шкурку свою серую сберег в целости, золотых понтов–долларов набрал видимо–невидимо, а Баба — Яга тут как тут: сгребла Данилу двумя перстами за шкирман да и посадила его в другой ящик, что пострашнее будет: нету там никакого лабиринта — иди, Данила–шутер, туда, не знаю, куда, неси то, не знаю что, да на судьбу, браток, не пеняй, а понты твои золотые я у себя придержу, на всякий случай. И стало Даниле–шутеру страшно, да не потому, что с врагом сразиться боится, а потому, что знает — из ящика того ему все равно никуда не выбраться.
Да не Бабе ж Яге добра–шутера Данилу удержать — за три девять земель есть гора высокая, да снегами покрытая. Да на той горе высокой стоит шатер белый, досужему глазу неприметный. Да в том шатре ларец стоит серебряный. Да в том ларце ключик хранится пластиковый, что от двери потайной из ящика мышиного, который Баба — Яга денно и нощно стережет, и ключик тот на волю выведет.
Пробудился Данила ото сна, да и вышел из шатра отлить…