Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

Завещание это в самом деле имеет большой интерес для нас, так как приготовление к смерти – дело не простое и касается не только людей преклонного возраста или находящихся в страданиях от недугов, посланных от Господа для очищения души. «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь. Я, многогрешный архимандрит схимник Мелхиседек, в течение лет жизни моей всегда поучаяся в сих святого пророка и царя Давида словах (Кто есть человек, иже поживет и не узрит смерти — Пс. 88, 49), наконец по благости Божией достиг и до преклонных уже ко гробу лет. В сих летах, несомненно, остался мне один только шаг до гроба, или одна минута до смертного часа. Вся во власти Божией суть. Но да не приидет оный час смерти ко мне внезапно, ибо и вестники уже присланы ко мне от Всемилостивого Бога и Спаса моего, кои суть: тупое зрение очей, тупое слышание ушей; прочие же чувства, дарованные мне от Создателя моего, благодаря Его благость, еще при мне суть, кроме удручающих меня почасту болезней и ослабления сил. Посему рассудил я сделать сим духовным завещанием распределение, когда Господь Бог прекратит дни жизни моей, о предании земли бренного тела моего, земля бо есмь, в землю должен и отъити. В сем моем распределении, во-первых: поклоняюся Тебе, Господу Богу и Творцу моему, славимому и поклоняемому, и благодарю Тебя, Творца моего и Вседержителя, за всеблагий и премудрый Твой Промысл, что сохранил меня во всей жизни моей даже до сего дня невредима в вере и уповании на благость и милосердие Твое. Творче мой и Создателю, приими с миром душу мою в руце Твои, которую я получил от Тебя чисту и непорочну, но яко человек, чем в жизни моей оную осквернил или словом, или делом, или помышлением, или вожделением и всеми моими чувствами, волею или неволею, ослаби, остави, прости и помилуй, яко Благий, по безмерному Твоему милосердию и ради страдания Твоего, смерти и Пречистой крови Твоей, на кресте излиянной. Я всегда с верою лобызал и ныне лобызаю Пречистые язвы Твои и поклоняюсь Пречистым и Животворящим страшным Твоим Тайнам, помилуй мя ради Пречистыя Матери Твоея, ходатайницы нашей, предстательства ради бесплотных сил Небесных, и Ангела Хранителя моего, и всех святых, и прости мне вся согрешения моя, и не вниди, Господи Боже мой, в суд с рабом Твоим. Спаси мя по благости Твоей, веруяй бо в Мя рекл еси, о Христе мой, аще умрет, жив будет. Да вменится вместо дел вера моя в Тебя, Боже мой, и да не лишиши мя Небесного Царствия Твоего; но да удостоиши мя быть вместе со святыми и избранными Твоими, угодившими Тебе. Аминь».

«Вещественная» часть завещания вот вся: «По смерти моей сродникам моим в наследие имения моего отнюдь не вступаться, и не входить ни во что, и не требовать от монастыря ничего, потому что оное большею частию состоит в книгах, которые завещаваю отдать в церковную библиотеку здешней Оптиной пустыни. Прочие же вещи, по прилагаемому при сем реестру, отдаю в полное распоряжение отца моего духовного, игумена Моисея. Денег у меня налицо по сие время не имеется». И затем благодарность братству: «Наконец, отца моего духовного, игумена Моисея, и братию святой обители сея, в коей я с 1823 года в преклонных уже моих летах тихо и мирно успокоиваюсь, за любовь и приязнь их ко мне наиусерднейше благодарю. Да воздаст им Господь по безмерным Своим щедротам и в нынешней жизни и в будущем веке. Прошу их и молю, да зряще мя безгласна и бездыханна, помолятся к Премилосердому Богу о успокоении души моей!»¹⁴⁴.

Пять лет спустя отошел ко Господу в Оптиной пустыни другой старец, семидесятитрехлетний иеромонах Геннадий. Он был из московских купцов. Монашеский путь его начался на Валааме. В 1810 году он был переведен в Александро-Невскую Лавру. С 1812 по 1816 год нес обязанности священнослужения на кораблях Балтийского флота. Там произошел один случай, много говорящий о характере отца Геннадия. Однажды, как и обыкновенно в свободное время, офицеры собрались в кают-компании, и завязался некий разговор, в котором «молодежь позволила себе сделать несколько легкомысленных выходок против какого-то религиозного предмета, – пишет отец Леонид, – Услышав это, отец Геннадий встал со своего места и сказал им твердым голосом: “Господа! Отныне нога моя не будет в кают-компании: скорее я перенесу от вас всякое личное оскорбление, нежели решусь слушать кощунство насчет того, что должно быть одинаково свято как для вас, так и для меня!”. Эти слова и убедительный тон, с которым они были произнесены, сильно подействовали на присутствующих: они поспешили успокоить любимого ими старца искренним раскаянием и дали ему честное слово впредь никогда не оскорблять его слух подобным разговором. Так-то благотворны и действительны слова истинного убеждения в устах служителя церкви!»¹⁴⁵.