Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

Степан Петрович Шевырёв (1806–1864) родился в Саратове, окончил Московский университетский Благородный пансион. В начале 1820-х годов сблизился с будущими славянофилами — его другом стал молодой И.В. Киреевский; с рано умершим поэтом-философом Д.В. Веневитиновым. Познакомился с Пушкиным. С 1829 по 1832 год находился в Италии (в качестве воспитателя сына княгини З.А. Волконской). По возвращении занял кафедру словесности в Московском университете. В этот период и начались его близкие отношения с Гоголем. Шевырёв был не только ученый-словесник, но и хороший поэт: его стихи до сей поры переиздаются. По просьбе И.В. Киреевского он много помогал оптинцам в издании духовных книг, присылал необходимые пособия, например «Греко-латинский» и «Латино-греческий» словари.

Известный мемуарист Степан Петрович Жихарев (1788–1860), обер-прокурор Сената, переводчик многих пьес с французского языка, ставившихся на сцене, близкий к Державину и А.С. Шишкову по духовно-патриотическим интересам человек, бывал в Оптиной в 1850-е годы. Скитоначальника отца Илариона он знал еще до поступления его в иночество (как знал и отца его). Жихарев женат был на сестре обер-прокурора Святейшего Синода С.Д. Нечаева. Знаком был с Пушкиным, Жуковским, Батюшковым.

Глава 14. Кончина старцев Макария и Моисея. Настоятель обители архимандрит Исаакий (Антимонов). Из Оптинского некрополя

Келейник отца Макария монах Иларион (Пономарёв), неутомимый работник на множестве разных послушаний, 10 февраля 1853 года был рукоположен во иеродиакона. С этого года старец Макарий перестал исповедовать, а только принимал откровение помыслов, на исповедь посылая к отцам Пафнутию и Амвросию, иеромонахам. 30 ноября того же года отец Макарий сложил с себя должность скитоначальника, духовником и вместе начальником скита был назначен один из старшей братии — иеромонах Пафнутий. Он пробыл около девяти лет на этом месте и потом по благословению Калужского владыки перемещен был в настоятели Малоярославецкого Николаевского монастыря.

Что касается отца Амвросия, назначенного в 1846 году преосвященным Николаем в помощники к старцу Макарию, по обязанности духовника, он уже в 1848 году был по болезни уволен за штат. Но на деле он продолжал исповедовать. Он оставался учеником и помощником старца, который видел в нем духовные дары. Отец Макарий сосредоточился на приеме мирских и братии. Тогда еще не было «хибарки» между келией скитоначальника и скитской оградой, и старец выходил к женщинам за ворота и зимой, в стужу, и осенью, в сырую погоду. Хибарку выстроили в 1860 году, — из нее был выход прямо за ограду. Теперь женщины могли входить в это помещение, не нарушая скитского правила.

Силы старца Макария иссякали, но дел у него оставалось еще много. Кроме приема посетителей, он писал письма (только часть их составила шесть томов, изданных по его кончине). Братия просили его сократить хотя бы эту часть своих трудов, но он отвечал: «Что же мне делать? Не писать вовсе нельзя, а отвечать одним и обижать молчанием других — я этого не в силах». Он писал своей племяннице-монахине: «Молва, молва и ежедневная молва. Когда опомнюсь? Когда избавлюсь от помрачения и войду в себя? Не знаю. <…>…Толкусь да молвлю, и всякий день на гостиную сколько раз схожу; и не видно исходу. Одни уезжают, а другие наезжают; а я, грешный, везде поспел. Горе да и только! Душа гладна без пищи; читать времени мало; да и то, какое чтение в смятении?»228.

Между тем отец Макарий не так много думал о себе, как о монашестве вообще. Как и святителя Игнатия, его огорчал упадок подвижнического духа в иноках. «При взгляде на нынешний образ жизни монашества, — писал он 5 июля 1860 года, — как мы далеко уклонились от того пути, который нам показан в отеческих учениях, — сердце болезнует! И вместо того чтобы искать добраго бисера, сокровеннаго на селе сердец наших, довольствуемся одною внешностию. А чтобы подвизаться на страсти, мали и редцы обретаются; и чрез слабости наши бываем соблазн миру вместо того, чтобы быть свет миру. <…> Немудрено, что и в религиозных журналах нынешнего времени проявляется что-то такое невыгодное о жизни монашества. А о других литературных изданиях нечего и говорить! И все это разливается по всему христианскому миру, который не смотрит на свои слабости, а зорко взирает на монашеские и малые недостатки. Впрочем, мы не должны обвинять судящих нас, но находить в себе вины, смиряться, приносить покаяние… <…> Хотя и горестно смотреть на наши слабости, но многие, приходящие в обитель, обретают защиту от стрел вражиих, коим могли подвергаться в мирской жизни. <…> Надобно молить Господа: да сохранит иноческий чин в нашем любезном Отечестве и подаст силу и крепость к побеждению видимых и невидимых врагов христианству и монашеству»229.