Вертолет-Апостол

— Счастливо добраться, — тихо пожелал поникший Генерал. Она еще долго что-то рассказывала ему про свою нес ложившуюся жизнь. Макар с удивлением замечал, как много между ними общего. Наконец, он решился произнести заготовленную в процессе их беседы речь:

— Я верю, что у вас все будет хорошо. Возвращайтесь потом в Москву. Знайте, что у вас теперь есть хороший друг. Я помогу вам, чем смогу. Запишите телефон моей мамы, через нее вы всегда меня найдете. Прошу об одном — не пытайте меня что да как. Я бесконечно виноват перед вами. Простите меня.

...Макар вернулся в свое убогое пристанище. Отчего-то у него на душе вдруг стало легко-легко, непонятное ощущение невесть откуда взявшейся радости переполняло его. Он смотрел в окно на ночное синее июльское небо, чистое- чистое, и звезды как бы подмигивали ему. Макар достал свою старенькую шестиструнку и стал наигрывать какую-то ненавязчивую лирическую мелодию. И звезды на небе как бы реагировали на каждый звук каждой струны, загораясь как будто ярче. Макар достал чистый лист бумаги и нацарапал на нем:

«...В этот блудный час ночной

Мне уснуть мешает что-то

Ты, гитара, будь со мной,

Раскидай по небу ноты.

Для тебя в мой грустный дом

День и ночь открыта дверца,

Попоешь о том, о сем

И ровней забьется сердце...»

...Шли последние числа июля месяца, когда Генерал, проводя остаточные наблюдения за отработанными уже квартирами, заметил взволновавшую его особенность. Дело в том, что один из милиционеров, посетивших одну из этих квартир, ранее уже попадался на глаза Макару. Причем, это было в другом муниципальном районе. Вероятность того, что Генерал обознался, была ничтожно мала, так как внешность опера была достаточно яркая. Высокий рост, крепкое телосложение, походка.

Дело в том, что по логике, один и тот же оперуполномоченный не должен был появляться, по своей работе, в разных районах, так как обязан быть привязанным к одному, региональным принципом. Значит это его, Макара, эксклюзивно его — ищейка, который сумел провести аналогии в кражах в разных районах, или проводит их сейчас. Мало того, когда в какой-то момент он подошел к окну квартиры и стал оглядывать местные достопримечательности, генералу даже показалось, что он смотрит прямо на него. И он инстинктивно отпрянул от своего бинокля, хотя затем одумался и понял, что это даже теоретически невозможно.

А опер отправился совершать обход квартир того дома и опрос жильцов. На следующий день он добрался уже и до того дома, в котором дислоцировалась генеральская рать. Дошел он и до Макаровской квартиры и долго звонил в генеральскую дверь, как будто догадался, что за ней и находится то, что он ищет. Но Макар не собирался ему открывать, только рассмотрел его получше, использовав свою скрытую систему подъездного наблюдения.

Пришло время и нам рассмотреть его получше.

Часть 3. МУЗЫКАНТ ВЫХОДИТ НА СЛЕД

Было шесть часов утра, когда первый луч кусачего июльского солнца залез в окно комнаты, в которой мирно спал Николай Анатольевич Николаев, молодой, но способный работник московской муниципальной милиции. Собственно, солнце взошло уже давно, это просто был его первый луч, которому удалось протиснуться сквозь зашторенные занавески на Колином окне.

Жена с детьми была на даче, поэтому его сон никем и ничем не обременялся, и каждое лето Коля отсыпался за остальные времена года.

Но вдруг, словно очнувшись от оцепенения, бешено затарахтел проклятый будильник. Николай приподнял с подушки голову и, слегка повернув ее в сторону нарушителя квартирного спокойствия, при этом не раскрывая глаз, стал громко и смачно ругаться. Он долго обвинял будильник во всех смертных грехах, какие только существуют, во всех своих проблемах и награждал его такими человеческими пороками, которые будильник, даже при всем своем желании, не смог бы совершить. Даже заподозрил его в неестественных половых связях. В общем, будильнику досталось по полной программе, что правда не помешало дотарахтеть ему свой репертуар до самого конца.

После чего Колюня, наконец, окончательно проснулся и первым делом, немного пошарив рукой, извлек из-под кровати свою любимую двадцатичетыехкилограммовую гирю, без которой никогда не принимал утренние водные процедуры. Он, собственно, и завтракал, и разговаривал по телефону, продолжая одновременно проделывать нехитрые упражнения со своей круглой тяжеловесной подружкой, своей свободной рукой. Расставался он с гирей только когда наступал черед одевать форменную одежду, он засовывал ее на прежнее место под кроватью, где также хранились все любимые Колины реликвии — нунчаки, дембельский альбом и электрогитара, с которой когда-то давно он практически не расставался в течение дня, также как и теперь с гирей.