Верую…

Женщина эта писала, что ей приятно было познакомиться, хоть и заочно, с автором «Республики Шкид», книги, которую она и сын ее читали еще в начале двадцатых годов. Писала и о другом — что судьба ее сына похожа на мою: он, как и я, воспитывался в детских домах и в колонии. И ей тоже в начале революции довелось поработать с беспризорными детьми и детдомовцами.

Кончалось письмо такими словами:

«Теперь я не работаю, получаю пенсию, но по-прежнему интересуюсь вопросами воспитания молодежи. Мои внуки никогда не поймут и не узнают „наслажденья, кто картошки не едал“. Настолько различны условия жизни».

Я ответил Наталии Сергеевне Маркевич. Она незамедлительно откликнулась, прислала очень большое письмо, рассказала о детстве своего Юрки, о том, как жили они в деревне, как зимой мальчик учился, а летом «брал кнут и шел в подпаски к кому-нибудь из хозяев».

Теперь сын Наталии Сергеевны — крупный деятель, работает в промышленности, долго жил в Польше в правительственной командировке. Сейчас он проживает в одном из наших южных городов, у него у самого дети — два сына, оба студенты. Жена Юрия Борисовича — партийный работник, закончила с отличием университет марксизма-ленинизма, она — подполковник запаса.

О себе Наталия Сергеевна писала:

«Читаю, слежу за газетами, слушаю радио, люблю музыку, нахожу, что жизнь сейчас интересна, полна событий».

Единственное неудобство — живет в проходной комнате, да еще не одна, а «с подселенной незнакомой гражданкой».

На сына не жалуется. Наоборот, оправдывается, почему не едет к нему:

«Здесь у меня друзья по работе, по эвакуации, а сроднившись с коллективом, жаль терять его».

В постскриптуме Наталия Сергеевна пишет, что у нее сохранилось несколько документов 1918–1920-х годов. Они ей уже не нужны.

«Если хотите, с удовольствием подарю их Вам, — писала она. — Быть может, они Вам на что-нибудь и пригодятся».

Я поблагодарил. Она прислала.

3. ВЧИТЕЛКА НАТАЛКА

Документы оказались не такими уж интересными, и все-таки я извлек их из конверта с волнением. Некоторые, написанные от руки на плохой серой бумаге времен гражданской войны, буквально рассыпались от одного прикосновения, и стоило большого труда расшифровать и переписать их, прежде чем они превратились в труху.

«М. Н. О.

Iнспектор перекопiвськой

вищоï початковоï школi

Травня 20 дня 1919 р.

№ 65

Дал це Наталицi Сергiевне Маркевич в тiм, що вона дiйсно е вчителка в моей школе.

Iнспектор Олексiй Божко»

Ниже — подпись и печать: аббревиатура Украинской Народной Республики и герб ее — трезубец.

И еще одна — такая же ветхая, разваливающаяся бумажка с совершенно выцветшими чернилами:

«Роменскiй Вiддiл

Народноï освiтi

№ 2471

28 червня 1918 р.

До вчителки перекопiвськой

вищоï початковоï школi

Наталки Маркевич

Вiддiл Народноï освiтi повидомляе, що Ви призначенi на посаду вчителки французськоï и нiмецскоï мови в перекопiвську вищу початкову школу з 19 листопаду 1918 року.

Зав. шкiльным подвиддiлом Твардовский

Дiловод Терещенко»

Посылая мне эти уже ненужные ей старые документы, Наталия Сергеевна писала:

«При оформлении на пенсию в районном отделе социального обеспечения инспектор ни за что не хотел засчитать мне эти годы, так как бумажка, видите ли, оформлена не так, как полагается:

— Кто вас знает, работали вы или нет, — были его слова.

Вместо ответа я посоветовала ему перечитать в Кратком курсе главу о военном коммунизме. Все-таки мне пришлось доказывать свою правоту через Министерство соц. обеспечения РСФСР».