Верую…

— Командующего округом вызывает Царское Село, — сказал сильный мужской голос.

«Фу… надо же… задремал… Царское вызывает! Государыня или, может быть, сам…»

Голос, который он сначала едва услышал, был женский. Слов не разобрать было — что-то чуть слышно попискивало в трубке.

— У аппарата Хабалов.

— Пожалуйста, позовите командующего.

— Я — командующий.

Внезапно голос на другом конце провода обрел силу:

— Прошу позвать к телефону командующего округом.

— Я у телефона.

— Папа?

— Кто это? Тата?

— Папочка! Милый! Я три часа не могу дозвониться. Я так за тебя волнуюсь. Почему ты в Адмиралтействе?

— Дочка! Я не могу объяснить тебе. Все хорошо. Не волнуйся. Все в порядке.

— А где Вера Павловна? Я десять раз звонила… никто не подошел.

— Она — в гостях. Не надо ей звонить…

59. КОМАНДИР КАЗАЧЬЕЙ БРИГАДЫ

…Доложили, что явился и просит о срочном свидании посланный от морского министра Григоровича.

Моложавый капитан 2-го ранга откозырял, назвался и не очень почтительно, скорее даже сердито вопросил:

— Имею честь говорить с военным министром?

— Нет… Я — Хабалов. А вот изволил пожаловать генерал Беляев, министр.

— Ваши превосходительства, у меня поручение от морского министра. Министр категорически требует, чтобы ваши войска немедленно освободили здание Адмиралтейства.

— То есть как — требует? А вы представляете себе характер задачи, которая перед нами стоит?

— Да, конечно. Задача ясна, характер ее благороден. Но дело в том, что со стороны восставших только что было сделано заявление, что если в течение двадцати минут ваши войска не очистят это здание, то по Адмиралтейству будет открыт огонь с Петропавловской крепости.

Не успел посланец адмирала Григоровича выговорить эти слова, как стекла в кабинете задребезжали от близкого орудийного выстрела.

— Вот… пожалуйста, — слегка побледнев, сказал сердитый моряк.

Генералы переглянулись, чуть-чуть вобрали головы в плечи, ожидая следующего выстрела. Но следующего не было.

Генерал Хабалов усмехнулся, извлек из кармана часы, щелкнул золотой крышкой.

— Полдень, — сказал он. — Это обычная двенадцатичасовая пушка. Холостой выстрел.

— Да, — сказал моряк. — А в двадцать минут первого заговорят уже не холостыми.

Времени для раздумий не было. Оставалось или отвергнуть ультиматум и тогда… Но что тогда? Погибнуть вместе с красой Петербурга — под развалинами прекрасной захаровской башни, под обломками иглы с золотым корабликом на ее острие? Или — наоборот — принять ультиматум и сдаться на милость победителей?

Кто-то из генералов (не Занкевич ли?) сказал:

— Нет, господа, о сдаче, я полагаю, не может быть и речи. Мое предложение: собраться в кулак и с боем пробиваться из города в сторону Царского Села.

— И что же при этом имея на вооружении? Сотню казачьих сабель, два орудия, восемь снарядов к ним и винтовки без патронов?

— Что думает командующий?

— Я думаю, — сказал, поднимаясь и поправляя пенсне, Хабалов. Он, действительно, несколько секунд раздумывал. — Я думаю, что с той ничтожной горсточкой и с теми припасами, какими мы располагаем, обороняться немыслимо. Шкурка не стоит выделки. Выйдет лишь кровопролитие, и кровопролитие безнадежное в смысле какого-либо успеха.

— Я держусь того же мнения, — сказал Беляев.

— Что же предлагаете?

— Распустить войска и разойтись.

— С оружием?

— Нет. Винтовки и пулеметы сложить в Адмиралтействе. Орудийные замки надежно спрятать здесь же.

— Имеются возражения?

Возражений не было. Занкевич, ни слова не сказав, вышел из комнаты.

Оставалось объявить о решении начальства солдатам и офицерам. И тут тоже никаких колебаний и возмущения не последовало. Через десять минут из подъездов Адмиралтейства по одному и парами стали выходить в Александровский сад люди в военной форме.

Беляев одним из первых уехал в автомобиле, не сказав куда.

Хабалов, облачившись в шинель, надев папаху, прицепив шашку, сидел в кабинете в кресле и думал:

«Капитаны покидают корабль последними…»

Через некоторое время он прошелся по опустевшему зданию. Спустился в первый этаж. И тут — ни души. И вдруг услышал гулкие шаги по каменным плитам коридора. Человек пять-шесть солдат с винтовками на ремнях шли ему навстречу.

Он остановился, хотел спросить: «Что? Почему с оружием?» Но его опередили:

— Кто такой?

Кровь ударила ему в голову.

— Во-первых, что за выражение? К кому ты обращаешься?!

Вперед выступил другой солдат или вольноопределяющийся:

— Интересуемся, кто вы такой, ваше превосходительство.

— Может быть, вы сначала скажете, кто вы такие?

— А мы — представители революционного народа… Революционный патруль.

И тут, сам не думая о том, что он говорит, Сергей Семенович Хабалов со спокойной добродушной усмешкой сказал:

— Ну, ладно, братцы. Если за вами такое право — отвечу вам. Я — генерал-лейтенант Казначеев, командир казачьей бригады. Нахожусь в отпуску. Прибыл из действующей армии…

— Документы имеются?

— Документы у меня дома.

— А как попали сюда — в Адмиралтейство?

— Попал самым обыкновенным образом — через двери. Искал своего старого товарища… еще по училищу… Михайличенко… полковника… Дома сказали, что он здесь. Приезжаю, и вот — пустые комнаты.