«…Спасибо Вам за моральную поддержку. Я сразу поняла, почему Вы написали именно открытку и почему именно здесь употребили такие сердечные и чрезмерно громкие, незаслуженные мною слова.
Конечно, открытку прочли, и, конечно, она вызвала удивление, даже сенсацию:
— Писатель?! О чем же, интересно, можно с ней переписываться?
Вот один из подводных камней, о которых Вы спрашиваете. Их много, этих камушков.
Уже в первый же день, когда зашла речь о том, чем я буду здесь занята, она, смеясь, сказала:
— Мы постараемся выдрессировать ее для мелких домашних поручений.
Выдрессировали довольно быстро. На мне лежат мелкие ежедневные хоззакупки, мытье посуды и приготовление обеда или ужина. Затем — ремонт белья.
Одним словом, я делаю все, чтобы не быть „инородным телом“ в этой семье, а быть, наоборот, полезной и нужной. Работы я никогда не боялась, во мне отцовская закваска, а про него когда-то говорили братья, что если бы его посадить одного в пустую комнату, то он и там нашел бы себе работу.
…Желаю Вам здоровья и доброго пути! Привет Елене Семеновне! Она тоже едет в ГДР? Или едете с писательской делегацией?
P. S. Кто такой Анатолий Алексин — знакомы ли Вы с ним? Он пишет в „Комсомольской правде“, „Литературной газете“ и „Литературе и жизни“ — мне нравятся его статьи.
Читаю мало, урывками и только то, что дают мне они… Читали ли вы „Год жизни“ Ю. Германа? Мне еще в Россоши советовали прочитать этот роман, но я не дождалась очереди. А „Год жизни“ Чаковского я знаю».
Что же сказать Вам, о чем написать?
Живу в своей семье, а скучаю по людям. Дело в том, что мне запрещено общаться с кем-либо и заводить знакомства: „во избежание сплетен“.
Сегодня пришло Ваше письмо от 20 августа, и опять было сказано:
— Интересно, о чем можно с тобой переписываться!..
Когда я приехала и она, придя с работы, обняла меня
и поцеловала, я была тронута и заплакала.
— С чего это ты расчувствовалась, — сказала она. — Заботиться о тебе — не только наш родственный, но и гражданский, и партийный долг…»
Пишет Наталия Сергеевна и о внуках. Пишет осудительно, иронически. Избалованные, испорченные парни. Как хорошо, что одного взяли в армию. Она их не любит, этих молодых Маркевичей. И они ее тоже… Не чувствуют себя эти ребята ее плотью и кровью, ее отпрысками, внуками. Да и для нее они — совсем чужие.
А кто ей по-прежнему близок, этой женщине? Вот пишет она мне в ту же Лугу: