Весь Буало-Нарсежак в одном томе

Фернан, никогда не знавший, что такое угрызения совести, сейчас терзался странными сомнениями. Он спрашивал себя: имеет ли каящийся грешник полное моральное право опустошать ежедневно свои три или четыре бутылки, чтобы попытаться убить в себе этот въедливый ложный стыд? «Все спортсмены делают так, — говорила мамаша. — Это допинг от Боженьки».

Фернан ходил и мало–помалу верхний слой его кожи грубел, принимал цвет и плотность пергамента. Он на ощупь, с некоторым удовольствием различал гладкие покрытия соседних улиц, немного клейкий гудрон перекрестков, скользкие и холодные выпуклости пешеходных переходов. Он чувствовал себя готовым к большому путешествию.

Прицеп был прикреплен к «бьюику». Фернан нырнул в дырку. Его ноги дотронулись до земли между колес. Локти его удобно лежали на полу передвижного домика, а предусмотрительная мамаша поставила на близком от него расстоянии кое–какие напитки и закуски, чтобы справиться с первой усталостью. В путь состав отправился рано утром. Фернан старательно трусил рысью. Когда прицеп ехал слишком быстро, он приподнимался на локтях и делал огромные шаги, как космонавт в состоянии невесомости. Время от времени он брал за горлышко бутылку и выпивал залпом или облупливал крутое яйцо. Но вскоре его охватило беспокойство. Он больше не видел, куда ставит ноги, и испытывал тысячу непривычных ощущений. То ему попадалось что–то мягкое, то подпрыгивал на чем–то остром, скользил на чем–то жирном… Какая–то слюнявая морда профыркала у его икр, и он так выругался, что ему самому стало стыдно.

— О! Святая Богородица, — прошептал он, — если бы я знал…

Но как отступить? У него не было даже права остановиться на дороге. Надо было продолжать следовать. В конце концов несчастному стало казаться, что он идет по углям. Когда мамаша высвободила его, тот уже не стоял на ногах.

— Брошу все! — простонал он.

Тем не менее после недолгого отдыха он вновь отправился в путь. И тогда концерт автомобильных клаксонов навел на него ужас. Машины скопились позади прицепа. Все захотели посмотреть поближе странную повозку с двумя ногами и двумя колесами. Подъехал полицейский на мотоцикле. Мамаша объяснила ему, что ее сын тренируется.

— Пусть тренируется в другом месте, — сказал полицейский.

Машина с прицепом развернулась. Фернан сник. Было поколеблено его душевное состояние. По всей видимости, Богородица не желала принимать его подарок. Никто никогда не смел противиться Фернану. Не станет он терпеть такое оскорбление!

— Это Божья матерь, — жаловалась мамаша.

— Возможно! Но когда я что–либо даю, то не люблю, чтобы привередничали… Клянусь тебе, что свой подарок она получит!

И день за днем он и так и сяк брался за эту задачу: как идти с босыми ногами, чтобы не выглядеть босоногим? Как сохранить вид просто гуляющего человека, фланирующего ради удовольствия на обочине дороги? От этого он терял аппетит, а пил все больше и больше. Поскольку розовое вино натолкнуло на мысль об этом злосчастном обете, розовое вино и должно подсказать, каким образом его исполнить. Он заказал пятьдесят бутылок вина из Прованса и прицепил на дверь записку «Не беспокоить» на английском языке.

В мыслях недостатка не было. Их даже скопилось слишком много… Например, можно было сделать вид, что икры перебинтованы или в гипсе… или же можно идти прихрамывая, неся ботинки в руках, как человек, надевший новые ботинки, которые ему слегка жмут… или же…

Он закрыл глаза в некотором ослеплении.

Или же оторвать подошву от ботинок: достаточно было пришнуровать союзку… и шито–крыто. Нога оставалась по–приличному покрытой, а между тем стояла на земле босой!.. Наконец–то! Вот решение!

Фернан побежал к своему сапожнику, который выслушал его с некоторой гримасой. Фернан хорошо заплатил и унес замечательную пару ботинок без подошвы. Перед зеркалом он их примерил. Эффект не был совершенным, так как кожа, вместо того чтобы сминаться, приподнималась на лодыжке. Но кто заметит эту деталь? Фернан вновь одел туристский костюм, не слишком броский, попрощался со своей матерью и отправился в путь…

Что это была за голгофа, никто никогда не узнал. Седьмая автотрасса жестока к пешеходам. Фернан пересекал ремонтируемые участки дороги, шлепал по горячему асфальту, мелкий гравий причинял ему невыносимые страдания, терпел грозовые дожди, которые превращали обочины дороги в сплошные потоки воды. Никогда не терял он своего достоинства. Время от времени он садился на какой–нибудь километровый столбик и украдкой массировал себе подошвы ног, кривясь от боли. Когда он страдал слишком сильно, то думал: «Зря она меня искала… Когда меня ищут, то находят!» И гнев накапливался в нем. Он миновал Лион, достиг Валенса. Он худел, бросал нехорошие взгляды на сентябрьских отпускников, которые проходили, волоча белые лодки. Он миновал Авиньон и был вынужден остановиться под Арлем. Его охватывало желание задушить кого–нибудь. «Они меня уже достали», — говорил он иногда сам себе и старался забыть, но вино воспламеняло его злопамятность.