Весь этот мир не ты

Все вместе мы загружаемся в минивен. И я малодушно сбегаю от мужчин, занимая единственное переднее место рядом с водителем. Впрочем, они сразу начинают обсуждать дела и планы, и на мой манёвр, кажется, никто особого внимания не обращает. Я вскользь прислушиваюсь к их разговору, но быстро теряю интерес. Ничего такого, знакомятся. Шеф пытается осторожно выведать у Ника, не приставил ли Козлов, главный инвестор проекта, Аверина к нему как соглятая. Но либо нет, либо Никита это хорошо скрывает. По его версии, он отвечает за передачу от австрийцев Козлову и Палычу программного обеспечения для предприятия в России и в общем всё. Ну насколько я поняла. Дальше мне было не так уж интересно. Тем более, что в голову пришла неожиданная мысль, вдруг захватившая меня полностью. Нас ведь в один отель везут. Сердце ёкает, больно ударившись о рёбра. Вроде бы в Кемпински. Он большой…но…

Господи! Пусть у нас номера на разных этажах будут. Пожалуйста- пожалуйста- пожалуйста!

Но, получая свои ключи на ресепшне, я понимаю, что Никита прав, и молитвы точно моё. Так как Аверин оказывается через стенку, а я даже не могу попросить поменять мне апартаменты, так как тогда придётся объяснять причину. А я не могу.

Глава 37. Постановка

Я захожу в свой номер с желанием хоть к чему-то придраться и поменять его, но зацепиться совершенно не за что. Большая светлая комната, со вкусом обставленная. Из окна вид на парк. И даже французский балкон.

Ганс, наш сопровождающий и по совместительству водитель, который помог донести мне чемодан, сообщает, что на производство мы выезжаем через четыре часа. А сейчас ему ещё нужно встретить вторую часть нашей небольшой делегации: Павлика, РR директора, и Алёну, финансиста, заменяющую заболевшую Полину Елисеевну.

Нам проведут экскурсию по производству, потом предварительное совещание, а после опера и ужин. Основные встречи и переговоры назначены на завтра. Я рассеянно киваю и, дождавшись, когда за Гансом захлопнется дверь, падаю на широкую кровать. Жадно втягиваю запах свежего хрусткого белья. Люблю гостиницы, путешествия, новые города и страны. Каждый раз меня захватывает будоражущее предчувствие чего-то нового и неизведанного. Словно произойдёт что-то такое, что изменит мою жизнь навсегда. И сейчас это ощущение во сто крат сильнее.

* * *

К тому моменту, как мы заходим в ресторан, я взвинчена настолько, что чувствую острое желание убивать. Не-на-ви-жу! Этот день, Палыча, Алёну, Аверина. Всех! И с Аверина я бы всё- таки начала.

Начиналось всё вполне мирно. Когда нас привезли на производство, Никита со своим кореейцем, проведя с общей делегацией лишь первые десять минут, ушел куда-то, захватив с собой главного инженера и директора по безопасности, а мы с австрийцами уединились в конференц-зале для обсуждения финансовых параметров сотрудничества. Я проводила удаляющегося Аверина взглядом и, повернувшись, заметила, что Алёна, наш финансист, сделала тоже самое. Внутри что-то мерзко ёкнуло, но тогда я не придала этому значения.

Как оказалось, зря.

Стоило переговорам, а с ними и официальной части первого дня закончиться, как для меня начался настоящий кошмар. Дальше мы с австрийцами поехали в оперу. Шеф буквально заставил меня сесть в ложе рядом с ним и все три часа норовил облапать мои колени. Хорошо хоть искренне пытался делать это незаметно. Аверин сидел прямо за мной, и, ко всему прочему, затылок невероятно пекло от его тяжелого, как надгробная плита, осуждающего взгляда. Кожа горела, покрываясь ожогами удушливого стыда. Я давно думала, как избавиться от постоянных домогательств Ракова, но именно сейчас меня так и подмывало вскочить с резного кресла и протестующе завопить на всю оперу, перекричав даже оркестр. Так больше не может продолжаться, но ведь ни при австрийцах же отношения выяснять. И я, сжав зубы, шипела одними губами на шефа, воодушевленного удачными переговорами.

Ко всему прочему, Алёна каким-то чудом села рядом с Ником, подвинув корейца, и всю "Тоску" я слушала её тихую томную чушь и призывное хихиканье, льющееся Аверину в уши. И почему они прямо за мной? Это пытка какая-то! И ведь он ей отвечал! Не очень охотно, но возможно Ник просто лучше воспитан, чем некоторые блондинистые бухгалтерши, и в курсе, что в опере разговаривать неприлично. И всё же его низкий хрипловатый голос то и дело был обращён к ней. И каждый раз меня словно парализовывало. Не важно, что именно он говорил. Этот интимный тембр я знала слишком хорошо. Она ему симпатична.

Хотелось развернуться к ним и сказать, чтобы заткнулись и не мешали. Я правда ничего не улавливала из происходящего на сцене, всё внимание невольно обращая на перешептывающихся соседей сзади. Но Аверин бы заподозрил меня в ревности, может даже сиронизировал бы по этому поводу. А это не ревность, не ревность…Чёрт! Ещё эти пухлые руки шефа, то и дело ползущие к моим коленкам. Я с ума здесь сойду. И почему оперы такие длинные?