Весь этот свет

Занавески были задернуты, так что в столовую и кухню проникало совсем немного серебристого света. Облака, похоже, обосновались в небе над Дубовым ручьем на всю зиму. Никто не мог запретить им остаться, и никто не радовался их присутствию – прямо как гостям в доме на Джунипер-стрит.

– Ты никогда не грустишь. Почему ты такая печальная? Что сегодня случилось? Твоя мамочка рассказала моему отцу о пропавшей девушке. Есть какие-то новости о ней?

Мысль о дяде Жабе меня рассердила. Предполагалось, что ему не позволят вернуться. Неспособность мамочки сдержать слово лишний раз доказывала, что ее депрессия перешла в более тяжелую стадию. Я поковыряла трещинку в стоявшей передо мной чашке.

– Нет.

– Нет? – переспросила Имоджен. – Ты ничего о ней не слышала?

– Только то, что она пропала, – ответила я, делая маленький глоток. – Имоджен… Где мамочка?

Имоджен переступила с ноги на ногу.

– Наверху. А что?

– Попроси ее спуститься. Мне нужно с ней поговорить.

Имоджен напряглась.

– О чем это?

– Я хочу поговорить с мамочкой. Не с тобой. Скажи ей спуститься.

Имоджен скрестила руки на груди, злобно усмехнулась и упрямо поглядела на меня.

– Ладно, – я сделала еще глоток. – Я уезжаю. Сегодня.

– Что? – Имоджен подошла к столу. – О чем ты говоришь?

– Эллиотта сегодня отстранили от занятий. Я рассказала миссис Мейсон про гостиницу, чтобы ему разрешили учиться.

Имоджен наклонилась и поглядела на меня исподлобья, потом тихо спросила:

– Что ты ей рассказала про гостиницу?

Я встретила ее взгляд: в ее глазах не было страха, и все же я не сомневалась: Имоджен боится.

– Что мамочка больна и всеми делами занимаюсь я одна.

– Это ложь, – прошипела Имоджен. – Тетя Мэвис хорошо о тебе заботится.

– Она уже давно обо мне не заботится, – я повертела в руках кружку и отвела глаза.

– Забери свои слова обратно. Забери их! – завопила Имоджен мне в ухо.

Я поморщилась и отклонилась.

– Ты должна привести мамочку, – сказала я, стараясь говорить спокойно. – Они скоро будут здесь.

– Кто? – взвизгнула Имоджен.

– ДНБ.

Имоджен презрительно скривилась.

– Что это такое?

– Департамент национальной безопасности, – ответила я.

Эти слова легли мне на сердце тяжким грузом, ведь я только что сделала то, чего обещала никогда не делать.

Имоджен испуганно посмотрела на меня, потом захныкала, повернулась и побежала вверх по лестнице с криками:

– Мэвис! Мэвис!

В дверь громко постучали, и я бросилась открывать. На пороге стоял Эллиотт. Дыхание вырывалось из его рта белыми облачками, в руках он держал разорванный конверт и какую-то сложенную бумагу.

– Что ты сделала? – спросил он.

– Что ты наделала? – завопила мамочка, сбегая вниз по лестнице. Она схватила меня за плечи и стала трясти.

Эллиотт оттащил меня и вклинился между нами.

– Тихо, тихо… Подождите минутку. Давайте успокоимся.

– Успокоимся? Успокоимся?! – пронзительно выкрикивала мамочка.

Я закрыла глаза.

– Она терпеть не может такие уговоры.

– Как ты могла так со мной поступить? – не унималась мамочка, отталкивая Эллиотта. – Ты рассказала… про нас этой стерве психологу, а теперь это? Ты хочешь жить в полуразрушенном приюте в компании еще десяти детишек? С незнакомцами? Ради чего? Ради него?

– Что? – Эллиотт повернулся ко мне. В его глазах плескалась боль, очевидно, он посчитал себя преданным, коль скоро психолог знала нечто такое, чего не знал он. – Ты рассказала миссис Мейсон?

– Я сказала ей достаточно.

– Достаточно для этого? – спросил Эллиотт. Он поднял конверт повыше. – Для этого?

Рядом с «Крайслером» Эллиотта остановился черный автомобиль-фургон, а следом подъехала полицейская машина. Я вырвалась из рук мамочки и побежала наверх.

Эллиотт посмотрел на черный фургон, на бумагу, потом на меня.

– Ты уезжаешь? Куда они тебя увозят?

– Я пока не могу сказать.

Таща две сумки и рюкзак, я спустилась по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки. Когда я дошла до входной двери, мамочка схватила меня за куртку.

– Нет. Ты никуда не пойдешь.

– Мамочка, ты должна поправиться. Ты должна закрыть гостиницу…

– Нет! – выкрикнула она.

– Ты должна ее закрыть, и все гости должны ее покинуть. Тогда я вернусь. Я останусь с тобой. Но… – заметив, что мамочка таращится на черный фургон и не слушает меня, я осторожно взяла ее за подбородок и заставила повернуть голову. – Мамочка? Послушай меня. Тебя спросят, с кем ты хочешь, чтобы я осталась. Мне нужно, чтобы ты назвала миссис Мейсон. Ребекка Мейсон, школьный психолог. Ты должна сказать, что не возражаешь, если я поживу у нее.

Из фургона вышли мужчина и женщина и направились к дому.

– Мамочка? Миссис Мейсон, – повторила я.

Миссис Мейсон сказала, что я могу пожить у нее, но только в том случае, если мамочка подпишет документы, согласие на мой переезд. Если нет, меня заберут в отделение Департамента национальной безопасности, а потом разместят в каком-то другом месте.

– Нет! – Мамочка попыталась одной рукой втащить меня в дом, а другой закрыть дверь.

Она была вне себя от ужаса. Я посмотрела ей в глаза.

– Я вернусь.

– Когда? Что… что я буду делать? Я же останусь совсем одна. Что я буду делать? – бормотала мамочка.

По ее щекам текли слезы.