Весь этот свет

– Обо мне не волнуйся. Если хочешь, я помогу тебе спуститься. Ты не обязана там оставаться.

– Я в своей комнате. Дверь заперта. Я в безопасности.

– Кэтрин.

– Ты же знаешь, я не могу уйти.

– До сегодняшнего вечера я не понимал, насколько все плохо.

– Все не так плохо. Я в порядке.

– Не знаю, что это было, но так нельзя. Я за тебя беспокоюсь.

– Ты должен мне верить.

Эллиотт выбросил оставшиеся у него камешки и с силой провел ладонью по шее.

– Я боюсь, что однажды услышу ужасные новости, боюсь, что с тобой что-то случится. Меня пугает, когда ты говоришь, что мы больше не увидимся, если я не уйду. Что это за выбор такой?

– Такова реальность, – я обернулась и посмотрела на дверь. – Тебе лучше уйти.

– Я не могу.

Я почувствовала, что на глаза снова наворачиваются слезы. Жизнь в доме на Джунипер-стрит становилась все более невыносимой. Что-то темное зрело там, внутри, и я не хотела, чтобы эта тьма затянула Эллиотта. Его неспособность оставить меня доведет его до беды или до чего-то похуже.

– Пожалуйста, не надо, – попросила я. – Я могу справиться сама.

– Мне следует кого-то позвать. По крайней мере, позволь мне поговорить с тетей.

– Ты же обещал, – напомнила я.

– Это нечестно. Ты не должна была брать с меня таких обещаний.

– Но ты пообещал… а теперь нарушаешь обещание.

– Кэтрин! – взмолился Эллиотт. – Позволь мне подняться. Я не могу уйти, пока не удостоверюсь, что с тобой все хорошо.

Я не стала возражать, и тогда Эллиотт разбежался, подпрыгнул и забрался по стене дома прямо к моему окну. Перекинув ноги через подоконник, он согнулся и упер руки в колени, переводя дух.

Я снова посмотрела на дверь, потом прошипела:

– Тебе не следует здесь быть!

Впервые в мою комнату зашел кто-то кроме гостей, Тэсс, мамочки… с тех пор как папу увезла «Скорая».

Эллиотт выпрямился, сразу оказавшись выше меня на целую голову.

– Видишь, молния не ударила и не испепелила меня. Я буду вести себя тихо. – Он закрыл окно, потом сделал пару шагов по комнате. – Тут меняли обстановку с тех пор, как ты была маленькой?

Я покачала головой, стараясь не поддаваться панике. Если мамочка узнает, то придет в бешенство. Гостиницу на Джунипер-стрит она защищает гораздо больше, чем меня.

– Тебе не следует здесь быть, – прошептала я.

– Но я здесь, и останусь, если только ты не прогонишь меня пинками.

– Твоя тетя разозлится. Она может что-то сказать мамочке.

– Мне восемнадцать. – Эллиотт прошел мимо меня и нахмурился. – Почему твой комод придвинут к двери?

Я молча уставилась на него.

– Кэтрин… – Эллиотт посмотрел на меня взглядом отчаявшегося человека, было видно: он хочет защитить меня от всего, что скрывается за этой забаррикадированной дверью.

– Хорошо, – вздохнула я, закрывая глаза. – Ладно, я тебе расскажу, но остаться ты не можешь. Не хочу, чтобы ты меня жалел. Мне не нужна твоя жалость. И ты должен пообещать, что никому не расскажешь. Ни тете, ни дяде, никому из школы. Никому.

– Это вовсе не жалость, Кэтрин. Я беспокоюсь за тебя.

– Пообещай.

– Я никому не скажу.

– Дюк никогда сюда не приходит, но время от времени приходят мамочка, Уиллоу, Поппи и моя кузина Имоджен. Мамочка не позволяет мне просверлить отверстия в стене для замка, поэтому я придвигаю к двери кровать, чтобы они сюда не входили.

Эллиотт нахмурился.

– Это неправильно.

– Они просто приходят поговорить, иногда будят меня посреди ночи. Это неудобно. Мне спокойнее, если кровать придвинута к двери, так я лучше сплю. – Я подтолкнула Эллиотта к окну. – Ладно, я тебе рассказала, а теперь иди на вечеринку.

– Кэтрин, не пойду я ни на какую дурацкую вечеринку. Я остаюсь здесь и буду тебя охранять.

– Ты не можешь находиться здесь. Кроме того, я так живу уже два года и пока что справляюсь. Пусть теперь ты все знаешь, но это не значит, что все изменится. Я не хочу, чтобы мы оба что-то пропускали и чего-то лишались из-за этого места, так что иди.

– Кэтрин…

– Иди, Эллиотт. Иди, или у нас с тобой ничего не получится. Я не смогу мучиться чувством вины еще и из-за этого.

Эллиотт спал с лица, повернулся к окну, вылез наружу и снова опустил раму. Потом прижал к стеклу кулак и поднял вверх указательный палец и мизинец, показывая знак любви. Я сделала то же самое и проговорила одними губами: «С днем рождения».

Когда Эллиотт спустился на землю, я открыла нижний ящик комода и достала любимую футболку отца, украшенную логотипом Оклахомского университета. Футболка истончилась и прохудилась в нескольких местах, но, лишь обнимая ее, я могла представить, что папа рядом. Я всегда сидела с ней в обнимку, если меня что-то сильно пугало. Прижимая к себе футболку, я легла на кровать. Футболка уже давно не пахла папой, но я постаралась представить, что он сидит рядом, в изножье кровати, ждет, когда я засну. Он всегда так делал, когда я была маленькой. Я долго лежала без сна, а когда наконец задремала, меня оберегал не папа, а Эллиотт.

Глава двадцать третья Эллиотт