Весь из себя !

"Мы тут с товарищами занимаемся одной проблемой..." Росла уверенность. Быстро, как боб из сказки. И действительно! Себя надо уважать. Есть за что. Он - не хухры-мухры! Он инженер с большой буквы. Им даже заинтересовались. Он Ящик изваял. Ящик, который может все. Вполне вероятно, в Ящике-то и дело. Спросили бы, ответил. Итак, Ящик. Таисии нужен синтезатор? Пожалуйста! Но не просто-ой... Если машина синтезирует голос, то можно в принципе синтезировать любой голос, не так ли? Если машина сочиняет музыку, то заложив в нее программу, исходные параметры, вариационные данные, можно получить музыку, которую так и не сочинили и тем более не спели... ну, кто? Битлы, например. И они сочинят и споют, не так ли? В принципе, возможно, но на практике... Вот на то он и инженер с большой буквы, чтобы из принципа воплотить Ящик. Не для кого-нибудь, для Таисии! Вот и сделал! И хоть битлы, хоть... Да что там битлы! Понятно, что такой Ящик оч-чень может пригодиться... мало ли где. Вот и заинтересовались. Он им объяснит. Если спросят. А пока "ротики закрыли на замочки, ключики спрятали в карманчик", и Мареев имеет полное право идти на свидание в ДЕМОС. При всем при том еще и ощущать на затылке покровительственную руку. Идти, что называется, в одном строю.

Он шел в одном строю, неся Ящик в подарок Таисии. С воображаемой, но ощутимой покровительственной рукой на затылке... Перед ДЕМОСом кишмя кишело. Стоял островком фургон ТВ. Шел очередной модный прямой эфир. У молодежи спрашивали, чего она хочет. Молодежь не хотела ничего, кроме как сказать об этом в прямой эфир. Еще молодежь хотела внутрь, в ДЕМОС. Но туда пускали по билетам. Сегодня - по билетам. Сегодня внутри играло "Око". "Око"-рок.

У Мареева не было билета. И "Око"-рок его не волновал. Его волновала Таисия. Но попробуй докажи это плотной стене и кордону у широко запахнутых дверей!

Он не стал доказывать.

"Рука на затылке" провела его сквозь толпу по стремительной прямой. Парни с повязками сдерживали напор. Они не спрашивали "Ваш билетик? А ваш?" Они глядели поверх, но без билета мимо них никто просто не совался. Отчетливо-плавные жесты, набитые мозольки на костяшках пальцев. И абсолютный покой. Понимание того, что если их вынудят, то... Понимание, что их не станут вынуждать.

Мареев нажал на стеклянную створку, желудочным басом сказав как своим:

- Добрый вечер!

Парни с повязками кивнули как своему. Пропуская, один из них хлопнул сверху по его ладони, еще преодолевающей сопротивление двери:

- Сетокан? - В голосе был вопрос и ответ. И уважительность.

Мареев неопределенно мотнул головой. Все! Он внутри.

Деловито прошел через зимний сад, наводненный жаждущими начала "Ока". Декоративный булыжник, декоративные пальмы и кактусы. И еще более декоративное скопище. Бляшки, бусы, булавки, нашейные кошельки и кошелки. Впрочем, и "тройки" со значком на лацкане. А интересно, есть ли среди всех этих те... которые вчера на скейтах?

Мареев прямо-таки воспрял. Газировка уверенности вскипела и ударила в голову. Не нужен ему никакой "Око"-рок! Ему Таисия нужна. Вы все сюда в гости пришли, а она тут работает. Она тут как дома. И он пришел к ней. Как к себе домой. И - на задний план все неприятности: с работой, с Адой, с Танькой. Потом, потом. Еще успеет намаяться. А пока...

Он поднялся на второй этаж. Здесь было малолюдней. То есть просто никого. Коридор, методкабинеты. Он толкнул ладонью знакомую дверь. Мельком посмотрел на руку. Какой еще се-то-кан? Нормальная рука! Чем таким вызвала уважительность?!

Таисия сидела одна в кабинете. Спиной к нему, лицом к окну. Чашки берушей глушили шумы. Немудрено, что она - в берушах. Слева за стенкой истошно имитировали семейный скандал мим-клоуны из "Лицеедов". Справа детский хор звеняще уверял:

"Лучше хором! Лучше хором!" Сверху батутно прогибался потолок. Туп-тутуп-туп! Группа "Стройность" аэробировала весомо, грубо, хоть и незримо. Снизу били упругие басовые - "Око"-рок настраивался на новую волну перед выходом на сцену.

Вокруг Таисии громоздились ящики, плелись провода, пунктирно мигали индикаторы. Как же, как же: "У нас подростки, и каждый требует..." А она сиди тут среди музыкальных шкатулок и дежурь от сих до сих. Методист, работа. Уже вечер, уже скоро ночь, а она тоскуй в берушах и смотри своими колодезными глазами в пустое окно. Бе-едненькая.

Это Мареев от газированной уверенности и от "руки на затылке": "Бе-едненькая". До сего дня он ее боялся. Не ее, а Липы, Люськи, Ады. Всех и каждую. Обжегшись на молоке. И вел себя с Таисией как с памятником снизу вверх. Принося к постаменту знаки преклонения - вот Ящик принес... И все ждал безнадежно, когда оттает? Разве она может оттаять, если она памятник? А тут что-то повернулось в Марееве - она сидела одна среди кубического, тяжелого, многомощного железа. Она сидела, обхватив себя за плечи, то ли прячась, то ли защищаясь. И беруши торчали чебурашьи. И Мареев смотрел на нее уже сверху вниз. Как на Таньку.