Весь из себя!

«Что я, рыжая?» Рыжая. И злая. И чутье. Мареева она унюхала с первого дня, как он вселился. Разведенный, перспективный, отдельная. Тут у Мареева разрыв с женой-Адой не зарубцевался, а тут — обволакивающее приставание. От: «я вашу почту уже достала, вот возьмите!», до: «у вас бодяги не будет? такой синяк! скользко, я как шлепнулась!» В час ночи она в квартиру звонит! В час ночи она шлепнулась, дежуря в своем закутке, лениво сжигая спичку за спичкой! На седьмой этаж она взобралась за помощью! «Вы только гляньте, какой синяк!» Надо ли уточнять, на каком месте изящно демонстрируемый ушиб?.. По-своему логично, даже беспроигрышно. Разведенный мужик подсознательно может забыться, а Липа… Все так. Но Липа была рыжей. А бывшая жена-Ада — тоже. Липа коротала дежурство, изничтожая по три коробка спичек — просто так, глядя на огонь. Угольки в глазах и запах серы. Любимое развлечение и бывшей жены-Ады… Не забыться! И Мареев с порога, как был в одних плавочках, отрубил:

— Мы с вами незнакомы! Запомните раз и навсегда!

Запомнила. Взыграло ретивое самолюбие. Ах, незнакомы?! Раз и навсегда?! Ладненько! И начался период приставания ненавидящего. Приставания служебного. Она на службе, она дежурит и — будьте добры какое-нибудь удостоверение личности, вдруг вы тут не проживаете, не проживающим нельзя, только по приглашению, для того она и сидит здесь!

Ритуал оба соблюдали неукоснительно. Ибо стоило Марееву однажды уклониться, забыв какой ни есть документ, и Липа закатила гам столь же бессмысленный, сколь и похожий на недавнюю истерику воспитательницы в детском саду.

А пропуск вохровец передал! «Куда следует». По 34–03 позвонил… Чем хуже, тем лучше. Пусть только Липа его тормознет! Он ее… он ей!.. Критическая масса накопилась — сейчас ка-ак рванет!

Не рванул! Липа нарушила ритуал и не ощерилась ответно, а… Взгляд, как тогда, при демонстрации синяка. Сменила тактику? По-новой решила попробовать? Напра-асно. Не выйдет!

Мареев ждал лифта и чувствовал облучение взглядом. Ни за что! Створки раздвинулись.

— Если вам на пятый, давите сильней. Кнопка западает.

Судя по тону, не кнопка, а сама Липа западает.

«Ой, я западаю!» — ее лексикон, ее охота на мужей. Любой обернется. Мареев — не любой. А если бы и до того, то уж не Липа. Лучше бы она документ затребовала — он бы душу отвел. Ишь, «если вам на пятый…» На седьмой ему, на седьмой! Прекрасно она знает, что ему на седьмой! А то, ишь, тактику сменила! Ишь, будто первый раз ви…

Мареев оглянулся, но створки уже закрылись. Поехали! Мареева царапнуло. Не то и не так.

«Мы с вами незнакомы! Запомните раз и навсегда!» Липа сейчас так и… Но не ритуально, а искренне. То есть фальшиво — «ой, я западаю!», но искренне охотясь. После всего, что у них было, вернее — не было?! Рассуждая здраво — глупо. А Липа всегда рассуждает здраво. Глупо, но здраво. По-своему. И подобный выверт не в ее… Приехали.

Мареев раскопал в кармане ключ, вставил в замок, повернул, открыл и раздался звонок.

Вдруг — с работы? Все выяснилось, вахтеру нахлобучка — и звонят! Он задергал ключ. Телефон звонил. Плюнул, оставил дверь распахнутой, впал в комнату. Телефон звонил. Пробежался в грязных туфлях по линолеуму. Телефон звонил.

— Да! Алло! Да!

— Товарищ Мареев?

— Да-да…

Не с работы. Голос спокойный, теплого тембра, но холодной уверенности. Специфический голос.

— Мы бы хотели с вами побеседовать, если не возражаете.

Краем сознания Мареев отметил: в чем, в чем, а тут кино не врет. И верно — не спрашивает абонент, кто звонит, о чем побеседовать, а если возражаю? Голос говорит сам за себя. Точнее, сам за того, кто говорит таким голосом. Значит, надо. На-до!

— Где вам было бы удобней встретиться? Можно и у вас дома, можно у нас…

Что же он такого сделал? Что он мог такого натворить? Мареев перетряхнул память, хватаясь и тут же отбрасывая всякие пустяки и ерундовины. Но ведь звонят! И не в кино!

— Тогда давайте так договоримся. К вам подойдут наши товарищи, и вы им уделите некоторое время. Договорились?

— Конечно-конечно! — преувеличенно обрадовался Мареев в трубку. Короткие гудки.

— Добрый день! Вы позволите? — раздался тот же голос, но из прихожей.

Все-таки, наверное, не тот же, а такой же. Мареев положил трубку и на полусогнутых пошел на голос.

— Конечно-конечно!

Никаких шагов на лестнице он не слышал, никаких кряхтений лифта, вообще никаких шумов — это при распахнутой двери.

У порога стояли двое. Корректные, внимательные, понимающеглазые, дружелюбные. Блондин и брюнет. Профессионально осторожно пожали ему руку. Ну и ладо-ошки!

— Проходите-проходите! — гостеприимно засуетился Мареев. — Только извините, на кухне придется. Там табуретки. Или можно их в комнату перенести. Я сейчас чай…

— Не надо, не беспокойтесь, — сказал блондин.

— Да. Не стоит. Не беспокойтесь, — сказал брюнет.

Попробуй не беспокоиться! Они прошли в кухню, а Мареев, закрывая дверь на лестницу, шпионски выглянул. Никого!

— Вот! — радушно сказал Мареев на кухне, пробуя не беспокоиться. Вот!