Весь Мегрэ. Том 1

— Какой-нибудь бродяга тем более. Бродяги не убивают, они грабят. Но ничего украдено не было.

Следствие застопорилось. Оно вертелось вокруг бледной и меланхолической личности покойного, вызывая у Мегрэ раздражение. С угрюмым видом комиссар вошел в первую попавшуюся привратницкую на улице Клиньянкур.

— Вы не знаете господина Жакоба?

— А чем он занимается?

— Не знаю. Во всяком случае, письма получает на это имя.

По-прежнему шел проливной дождь, но комиссар был даже рад этому: при такой погоде густонаселенная улица с тесными лавчонками и бедными домами больше соответствовала его настроению.

Конечно, хождение из дома в дом можно было поручить любому подчиненному, но Мегрэ, сам не зная почему, не хотел впутывать в это дело никого из сотрудников.

— Господин Жакоб?

— Таких здесь нет. Спросите в соседнем доме…

Сто раз он уже открывал двери или просовывал голову в застекленное окошко привратницких, расспросил по меньшей мере сто привратниц, прежде чем одна из них, крупная густоволосая женщина, презрительно посмотрев на него, бросила:

— Что вам нужно от месье Жакоба? Ведь вы из полиции, верно?

— Да, из уголовной. Он у себя?

— Как бы не так! Что ему делать дома в такое время.

— А где его найти?

— Как всегда, на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар. Но вы-то по крайней мере не будете трепать ему нервы? Бедный старик никому ничего плохого не сделал.

Может, у него нет патента на торговлю?

— Он получает много писем?

Привратница нахмурила брови:

— Ах вот оно что! Я подозревала, что тут что-то нечисто.

Вы не хуже моего знаете, что он получал одно письмо раз в два-три месяца.

— Заказное?

— Нет, скорее даже не письмо, а бандероль.

— С банкнотами, не так ли?

— Ничего я не знаю, — отрезала она.

— Неправда, знаете. Вы прощупывали конверты, и вам тоже показалось, что внутри лежат деньги.

— А если и так?

— Где его комната?

— Вы хотите сказать, мансарда? На самом верху. Очень высоко, ему трудно каждый вечер взбираться туда на костылях.

— Его никогда никто не разыскивал?

— Года три назад. Господин с бородкой, похожий на кюре, только без сутаны. Я ему ответила то же, что и вам.

— В то время господин Жакоб уже получал письма?

— Получил одно, как раз перед этим.

— Этот человек был в визитке?

— Весь в черном, как кюре.

— У Жакоба бывают гости?

— Только дочь. Она работает горничной в меблированных комнатах на улице Лепик и скоро должна родить.

— А сам он чем занимается?

— Как! Вы не знаете? А еще полицейский! Да вы просто меня разыгрываете. Месье Жакоб? Да это самый старый продавец газет в нагнем квартале, старый-престарый, как Мафусаил из Библии.

Мегрэ остановился на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар перед баром «На закате». В глубине террасы расположился продавец арахиса и жареного миндаля, зимой он, должно быть, торговал каштанами.

Со стороны улицы Клиньянкур на табурете сидел старичок и повторял хриплым голосом, терявшимся в утреннем шуме: «Энтран»… «Либерте»… «Пресс»… «Пари-Суар»… «Энтран».[23]

К лотку была прислонена пара костылей. Одна нога у старика была обута в ботинок, другая в стоптанную домашнюю туфлю.

Увидев торговца газетами, Мегрэ сразу понял, что Жакоб — это не имя, а прозвище: старик с длинной торчащей бородкой, разделенной посередине на два клинышка, с большим крючковатым носом походил на персонаж, изображаемый на глиняных трубках, в просторечии именуемых Жакоб.

Комиссар вспомнил несколько слов из письма, восстановленных Мерсом: двадцать тысяч… наличные… понедельник…

И, наклонившись к хромому, резко спросил:

— Получили последнее письмо?

Г-н Жакоб поднял голову и поморгал красноватыми веками.

— Кто вы? — спросил он наконец, протягивая «Энтрансижан» очередному покупателю и выбирая сдачу из самшитовой мисочки.

— Уголовная полиция! Давайте поговорим по-хорошему, иначе мне придется вас увести. Дело грязное.

— Ну и что дальше?

— У вас есть пишущая машинка?

Старик усмехнулся и выплюнул изжеванный окурок, их перед ним уже набралась целая груда.

— Не будем стараться перехитрить друг друга, — произнес он. — Вы прекрасно знаете, что это не я. Мне, конечно, следовало бы держаться в стороне. За такое вознаграждение!..

— Сколько?

— Она давала по сто су за письмо. Значит, дело скверное?

— За него можно угодить на скамью подсудимых.

— Не может быть! Значит, там и вправду были купюры в тысячу франков? Я и не сомневался: когда щупал конверты, они издавали приятный шелест. Пробовал смотреть на свет, но бумага была слишком плотная.

— Что вы с ними делали?

— Приносил сюда. Мне даже не нужно было никого предупреждать. Я точно знал, что около пяти подойдет дамочка, возьмет «Энтрансижан», положит сто су в мисочку, а конверт себе в сумку.

— Маленькая брюнетка?

— Наоборот, крупная блондинка. Волосы с рыжеватым отливом. Хорошо одета, черт возьми! Она выходила из метро…

— Когда она впервые попросила вас оказать ей эту услугу?