– Или новости вести и прославиться, – добавляет мама.
Последнее я вообще не понимаю. Так или иначе, я помогаю в Магазине лишь один день в неделю – в воскресенье. Я работаю только на кассе, не разгружаю и не сортирую товар, не убираюсь, не наклеиваю ценники и не общаюсь с поставщиками. Мама отдыхает дома после утренней смены, и мы с папой тут одни. Подозреваю, мама хочет, чтобы мы с ним больше общались, потому что через год мне уезжать в колледж. Так что отец и сын должны проводить время вместе. За душевной беседой.
Папа надевает пояс как у тяжелоатлетов и вывозит тележку, груженную ящиками с крепким пивом. Он немного похож на хоббита – коренастый, сильный, с толстыми ногами, только на ремне нож для разрезания коробок, а не бархатный мешочек с драгоценными монетами. Папе уже под пятьдесят, но его волосы не поредели. Подумать только, в Сеуле папа получил степень бакалавра – и оказался здесь. Мне интересно, много ли иммигрантов, как мой папа, занимаются физическим трудом, хотя могли бы быть белыми воротничками?
Папа с грохотом выкатывает тележку из зияющей темной пасти холодильной комнаты.
– Ты есть, – говорит он мне.
– О’кей, пап, – отвечаю я.
– Есть тако. Рядом, вот деньги. – Он протягивает мне двадцатку.
– О’кей, пап, – снова отвечаю я.
Я часто говорю папе: «О’кей, пап». Обычно все наши разговоры сводятся к этой фразе, потому что разговаривать у нас не получается. Папа плохо знает английский, а я практически не говорю по-корейски. Я вырос на видеоиграх и инди-фильмах. А на чем вырос папа, я понятия не имею.
Раньше я расспрашивал его о детстве и разных других вещах, например о том, как он смог позволить себе такую роскошь, как колледж, ведь его семья была бедной, очень бедной. Моя мама тоже выросла в бедной семье. Это было еще до того, как в конце 1980-х в Корее произошло экономическое чудо. Папа рассказывал, как ходил ловить речных крабов, когда дома не хватало еды. В его захолустье многие так делали.
– Маленький крабики, все внутри мой сетка ползать, – рассказывал мне он. – Все ползать, ползать, ползать, на лицо друг другу наступать, пытаться подняться наверх.
– О’кей, – ответил я ему тогда.
– Вот это Корея, – добавил он.
Когда я попросил его объяснить, что он имеет в виду, папа закончил разговор так: «В любом случае Америка лучше. Лучше тебе в колледж тут идти, английский учить. Больше возможности».
Это был его коронный ход, так папа сворачивал большинство разговоров, даже самых невинных, которые начинались с вопросов о том, почему мы дома не говорим по-корейски или почему все корейцы постарше пьют только Chivas Regal.
Так что мы с папой почти всегда останавливаемся на фразе: «О’кей, пап».
– О’кей, пап, – говорю я, беру свой телефон и выхожу на улицу.
Снаружи жара еще невыносимее, чем внутри. Из дверей расположенной рядом с Магазином мясной лавки на пустую парковку льется оглушительный поток латиноамериканских народных баллад – корридо. Музыка вроде как должна поднимать настроение и привлекать покупателей в лавку. Но этот прием не работает.
Party Today![3]
Вж-ж-ж, вж-ж-ж. Это Кью.
«Привет, старина! Погнали в Лос-Анджелес. Сегодня ночь музеев, все бесплатно. Куча народу едет». – «Мои глубочайшие сожаления, старина, – отвечаю ему я, – у меня Сборище». – «Мне будет не хватать вашего общества, благородный сэр», – пишет Кью. «А мне вашего, мой добрый друг».
Кью знает, что я имею в виду, когда говорю «Сборище». Это регулярные встречи пяти знакомых семей. Звучит так, будто я говорю про мафиозный клан, но на самом деле речь всего лишь про ужин, который поочередно устраивают у себя дома друзья родителей.
Это событие одновременно и прозаичное, и совершенно исключительное. Прозаичное – потому что это всего лишь ужин, а исключительное – потому что все пять пар познакомились и подружились в Сеульском университете, а потом все вместе переехали в Южную Калифорнию, чтобы начать жизнь заново, и вот уже несколько десятилетий раз в месяц они встречаются за ужином.
Рабочий день подходит к концу. Папа меняет футболки: снимает ту, что подходит владельцу Магазина, и надевает серое поло, на котором будто бы написано: «Я успешен, мое дело процветает!» Она больше подходит для Сборища. Мы выключаем свет и запираем Магазин. Ехать до дома Кимов минут сорок.
На этот раз их очередь принимать Сборище, и они решили показать – их жизнь удалась. Они заказали огромный бразильский мангал, мясо на нем готовят настоящие бразильцы, которые заставляют всех гостей выучить главное слово этого вечера – «чурраскария». Плюс зона для дегустации вин. Плюс семидесятидюймовый телик с новыми шлемами виртуальной реальности, для того чтобы дети помладше могли поиграть в исследователей океанских глубин. Все это просто кричит: «Мы отлично устроились в Америке! А вы?»