Весь мир на дембель

Поверить, что Борис Ельцин добровольно отдаст власть какому-то провинциальному чиновнику, бывшему полковнику КГБ — может только очень неискушенный в политике человек. Кто такой преемник на тот момент? Какие гарантии он вообще может давать? Это с высоты последующих десятилетий мы можем оценить ВВП, и приписать ему политический вес, которого у него не было, а тогда он ничего из себя ровным счётом не представлял. Гарантии дал кто-то другой, и Ельцин этим обещаниям всерьёз поверил, поскольку точно знал с кем имеет дело и что эти люди из себя представляют.

Интерлюдия

Понять логику и конечную цель иезуитского плана «Голгофа» чрезвычайно сложно. Для этого надо постараться сначала понять ход мыслей и глобальную идею, которая двигала разрушителями. Ведь, не с бухты-барахты, они решили снести великую империю, которой верой и правдой служили почти всю свою жизнь.

С националистами, демократами и бывшими комсомольцами таких сложностей нет — их мысли просты и примитивны, обсуждать их не требуется. Власть и деньги, часто отягощенные личными комплексами.

С «орденом меченосцев» — это название, которое ввёл в обиход ещё товарищ Сталин, намного сложнее и безнадежнее. В некотором роде, это идейные фанатики, убежденные в своём высоком предназначении и готовые ради светлой цели на любые жертвы.

«Весь мир насилья мы разрушим,
До основанья, а затем,
Мы наш, мы новый мир построим»..

Для обычного человека это всего лишь строчки из старого революционного гимна. На самом деле — это ключевой программный пункт и главный способ действия всех революционеров. Причём, нет разницы: троцкисты, маоисты или коммунары времён Французской революции.

Постулат один и на все времена: для рождения нового человека или общества требуется уничтожить старое, «сжечь до тла». Только опустив и ввергнув человека в прах, в ничтожество и доведя до скотского состояния, лишив веры и идеалов, избавив от моральных принципов — только после этого якобы можно выплавить нового идеального человека.

Так, что когда мы удивляемся: откуда взялась мерзость девяностых, отчего пошла тотальная деградация всего и вся, то мы просто не понимаем, что это так и было задумано изначально. Никаких случайностей и ошибок — это именно «работа в Нигреддо»[1], как выразились бы какие-нибудь древние братья-иллюминаты или их духовные наследники — выпускники Лиги Плюща где-нибудь на Западном побережье США в двадцать первом веке.

Конец интерлюдии

Первая неделя заточения, как уже было сказано выше, прошла относительно спокойно. Внутрикамерный быт потихоньку начал брать своё. Неделя без душа и ванной, и я начал превращаться в натурального бомжа. Оказалось, что водные процедуры, а так же прогулки на свежем воздухе и иные арестантские радости, положенные по умолчанию, мне не светят. Наверняка, опять хитрые психологические штучки, чтобы сломить волю и моральную стойкость.

Лишь на восьмой день заключения охранник притащил ведро холодной воды и алюминиевую кружку, чтобы ополоснуться. Цивильную одежду отобрали, вместо неё выдали старую больничную пижаму, выцветшую и застиранную до дыр, а так же домашние тапки без задников. С тонким намеком, что далеко в таких не убежишь, если что.

Тревожным звоночком стало то, что печатную машинку у меня забрали, и больше не приносили. Из чего я сделал вывод, что моя писанина теперь никого не интересует, да и частота визитов Ивана Фёдоровича резко сократилась. В качестве утешительного приза мне досталась железка примерно двадцати сантиметров длиной, варварски извлеченная из внутренностей печатного агрегата, что примечательно — без внешних признаком потери работоспособности. Как чувствовал, что халява скоро закончится — буквально в последний день успел.

Так что теперь у меня появилась полноценная заточка, доведённая до остроты лезвия в следующие сутки. Чтобы спрятать трофей пришлось сделать «нычку» с обратной стороны ножки у топчана. Два часа, не считая перерывов, пилил и вырезал в твёрдой древесине, по прочности похожей на окаменевшую деталь Ноева Ковчега, узкий паз для хранения своего сокровища. Опилки аккуратно собирал и выбрасывался в окно небольшими порциями, чтобы ветром разнесло. Затем из хлебного мякиша, смешанного с перетертым рыбьими костями (спасибо охране за разнообразие блюд) слепил замазку, благодаря которой поверхность дерева на ощупь стала почти ровной. Если снизу не заглядывать, то вообще ничего не видно. Где-то читал, что из рыбьих костей клей варят. Может и врут, но замазка получилась качественная, но к сожалению — одноразовая. Через несколько часов высыхает и крошится, так что заначку лучше не трогать без острой необходимости.

В нормальной тюряге такая шняга не прокатила бы, спалили бы при первом шмоне. Однако, у меня хата специфическая, и отсутствие душа с прогулками компенсируется малым количеством обысков и неопытностью охранников.