Весь мир на дембель

Прежде, чем приступить к опорожнению ставропольской фуры, пришлось закончить разгрузку ЗИЛа с капустой местного подмосковного производства. Судя по отсутствию хоть какого-нибудь товарного вида, и наличию мусора с землёй — стандартная продукция обычного колхоза. Можно даже не гадать, с гарантией половина этой капусты успеет сгнить ещё до конца октября. Потом удивляться будем, а чего это прилавки пустые при таких рекордных урожаях? С хранением овощей в СССР даже не беда — настоящая катастрофа, перманентная и бесконечная.

Как только закончили с капустой, бригада, в соответствии с традицией, в полном составе отправилась перекурить. Мне же, как молодому и некурящему, по классике жанра, перекур не положен, поэтому я не стал дожидаться, пока меня загрузят работой, схватил метлу, забрался в пустой кузов и принялся подметать. В этом есть хитрый психологический расчёт: дурных и трудолюбивых в народе любят. Если же они ещё и аккуратные, то каждый нормальный и опытный руководитель берет на заметку такого работника, как перспективного. Петрович, судя по всему — и хитрый, и умный, и опытный.

Ставропольская фура удивила даже меня: внутри оказалось чисто и сухо. Лук в аккуратных сетках, ни следа гнили и грязи. Красивого золотистого цвета, прямо, как на витрине в «Ашане». Даже запаха овощного не чувствуется. Сразу понятно, что это левак, товарный вид намекает, что от государственного тут только товарно-транспортная накладная.

— То, что доктор прописал! — радостно потёр руки я, предвкушая удачу. Рафик Ибрагимович начал оправдывать мои надежды. Расчёт оказался правильным, и компромата здесь можно насобирать на несколько пожизненных сразу. ОБХСС от зависти сдохнет. С таким материалом через неделю-другую не стыдно начинать переговоры будет.

Не то, чтобы я опасался директора рынка, можно было сходу его уболтать и распотрошить, но всегда лучше иметь пару козырей в рукаве, даже если уверен в победе. Лучше подстраховаться и держать пациента за Фаберже не руками, а тисками — как говорил один мой знакомый из девяностых.

Расценки здесь весьма щедрые. За разгрузку пятнадцати тонн платят тридцать рублей чёрным налом, поэтому за сутки можно легко срубить 10–15 карбованцев на каждого. Поэтому и конкуренция при трудоустройстве такая жесткая. На рынке всего две бригады шабашников: наша и «кавказская». Чем занимаются официальные грузчики, которые числятся на рынке по штату — я так и не понял, похоже, они «мутят» свои скромные гешефты и занимаются оптовыми перепродажами. Да и трудно таскать мешки с такими-то животами как у Расула Гамидовича и Исмаила Рауфыча. Это не опечатка, их действительно именуют по имени отчеству — уважаемые люди, хоть и грузчики на колхозном рынке.

Вся эта рыночная пастораль особенно странно и дико воспринималась мной на фоне старых впечатлений от жизни в Реутове. Словно в другую страну переехал и в девяностые перенесся.

Интерлюдия

25 сентября 1989 года, Москва, площадь имени Дзержинского, строение 2, кабинет Председателя КГБ СССР.

Владимир Александрович Крючков с самого утра был не в духе. Последний месяц у него не было хорошего настроения ни одного дня, но сегодня на то была особая причина. Ночью скончался от сердечного приступа генерал Волкогонов. Тот самый, которого неделю назад он сам снял с должности. В качестве заместителя Председателя комитета госбезопасности и главы внешней разведки, генерал пробыл недолго, поскольку назначен был только в апреле, сразу после путча, но знал его Владимир Александрович очень давно, ещё со времён службы под руководством всесильного Андропова.

Крючков понимал, что именно его решение и последующая отставка послужили причиной смерти бывшего товарища и соратника, и это мучительно терзало его душу, хотя председатель КГБ никогда раньше не замечал за собой лишней сентиментальности. Но генерал Волкогонов — это особый случай во всех смыслах — этому человеку он доверял, как самому себе, если не больше. Поэтому сама мысль о предательстве соратника и сослуживца казалась ему чудовищным кощунством, но отогнать её он не мог, как не пытался. Никаких сомнений у него, о том, кто отдал приказ на ликвидацию попаданца теперь не осталось.

Он не стал требовать проведения тщательной криминалистической экспертизы, чтобы не волновать понапрасну семью погибшего, тем более он прекрасно понимал, что время упущено: специальные яды, разработанные в профильном институте, если это они использовались — не оставляют следов, и разлагаются через считанные часы. Смерть же наступила ночью, а супруга спохватилась только утром, когда генерал не вышел из своей комнаты к завтраку.

— Всего шестьдесят лет прожил. Или уже шестьдесят? — отстранённо подумал он, понимая, что вопрос риторический.

— Генерал-майор Леонтьев ожидает в приемной, — напомнил о своём существовании секретарь.

— Пригласите.