Весь мир окрашен в желтый

Лица… возможно, они были знакомыми. Я знал этих людей. Их лица медленно расплывчато плыли передо мной, но голоса становились яснее и громче.

– Он проснулся!

– Ал!

– Как я рада…

– Папочка!..

И меня обняли.

Эти руки были нежные и так мне знакомые.

Лина.

– Я так волновалась…

И слеза намочила мне плечо.

Плечо…

Ожог.

Марсель!

Где я?

Я вскочил, и мир вернулся на место.

Осматриваюсь. И тяжело дышу…

Я лежал на койке в палате больницы, в которой проходил практику когда-то. Да, я узнал эту палату по интерьеру и стенам. Все было чисто, убрано и красиво. Мимо сновали медицинские сестры. Рядом прошел врач, заведующий отделением.

А вокруг меня… те самые лица!

Они все были здесь!

Меня окружили моя семья и друзья: Ника, Ник, леди Анна, Лина и Николас…

А я?

Я был весь в бинтах. Голова болела. Плечи и нога перевязаны. Нога в гипсе. От меня пахло чистотой, а не кровью и грязью.

Но я все еще чувствовал покалывающую боль.

– Вам лучше лежать,– сказал врач в белом.

Лина положила руки мне на грудь и заставила лечь на подушку снова.

Я жив. А они все здесь.

Это главное.

– Что?– услышал я свой голос.

Теперь мир окончательно вернулся на место. Мне стало лучше.

– Марсель? Где он?– почему я это спрашиваю?

– Ты победил его, Ал,– ответила Ника,– Марсель мертв.

Мертв?!

Ну, да… я убил его.

– А битва?– вспомнил я.

Друзья обменялись мрачными взглядами.

Заговорила леди Анна:

– Она далась нам большими потерями. Из всех прыгающих на всем белом свете осталось четыреста тридцать пять человек.

– Так мало?

Леди Анна кивнула.

– Сейчас стоит вопрос о том, имеет ли смысл дальнейшее обучение людей прыжкам или стоит остановиться, и нам всем стать последними прыгающими?

– Последними?

– Решение еще принято не окончательно. Главные прыгающие всех стран объединяются, чтобы решить дальнейшую судьбу прыгающих.

Вот как…

– А Элис? Господин Гримальди?

Взгляды друзей стали еще печальнее.

Это был не сон…

– Они сделали очень многое для нас,– сказала Лина,– они отдали себя в жертву ради нашего спасения.

Они отдали в жертву все.

– Завтра будет день траура по погибшим в битве,– сказала леди Анна,– через день нас ждет большой праздник в честь состоявшейся победы. А потом… потом мы все вернемся к нашей обычной жизни.

Вот так просто?

– Но Элис и Гримальди…

– Мы знаем,– сказала Лина,– мы все не можем смириться с такой большой утратой, но, знаешь… я тут подумала. Они сделали для нас с тобой очень многое. Именно они. Без обид.

– Конечно,– кивнула леди Анна.

– Если бы Элис не обучила тебя. Если бы господин Гримальди не сказал тебе встретиться со мной, то… мы, возможно, не были бы вместе и ничего этого не случилось.

Она права.

– К чему ты ведешь?– не понимал я.

– К тому, что Серфер сказал, что его основная задача – воссоединить нас, чтобы все изменить. Элис и господин Гримальди приложили к этому львиную долю.

Я понял.

– Ты считаешь, что они были орудиями Серфера в его игре? – выявил я основную идею. – И их смерть… он просто вернул их.

– Сейчас, когда их нет, мы уже не сможем точно ответить на эти вопросы. Остается только гадать были ли Элис и Гримальди обычными людьми, которых ждала такая судьба, или же это были слуги Серфера, которые просто… выполняли свою работу.

– Да, мы этого никогда не узнаем. Но для нас… для нас с вами они были людьми. Живыми и настоящими. Они были нашими друзьями.

С этим мнением поспорить не мог никто, а вопрос, которым задалась Лина, так и остался без ответа.

Я просто довольно смотрел на них. Они вместе. Они рядом. И я с ними.

– Леди Анна,– обратился я к ней.

– Слушаю,– отозвалась она.

– Что означает золотой кадр?

Леди Анна уставилась на меня стеклянными глазами, не решаясь ответить. И сказала она всего одно слово:

– Liberty.

Мне хотелось смеяться.

Я улыбался.

Или тихо хихикал…

Не помню!

– Что случилось? – не поняли мои друзья.

И я дал вразумительный ответ:

– Когда мы с Марселем прыгнули, то мы оказались в его ленте. Там было три кадра, как и должно быть. Два белых и один… один был золотым. Мы сейчас в нем. Случился тот редкий случай, о котором мне когда-то рассказывал господин Гримальди. Как бы вы, леди Анна, не пытались скрыть всю правду от Марселя, но для меня истина окрасилась в золотой. В моей ленте нет liberty. Вот так! Мое liberty оказалось в ленте Марселя, а именно в кадре, который был его эффектом богомола. Да, Марсель прыгал очень много. Если бы даже он сам выбрал кадр, когда убил бы меня, то наткнулся на тот, который я видел золотым – свой эффект богомола.

Все обомлели.

– Такого еще никогда не было! – удивилась леди Анна. – Чтобы liberty одного было в ленте у другого – да, но, чтобы эффект богомола послужил liberty для другого человека… первый случай!

– Серфер шутил до последнего! – высказалась Лина.

Я тепло улыбнулся ей.

– Мне больше не придется прыгать,– сказал я наконец,– это оно. Мое liberty.

Но оно мне было уже ни к чему.

Моим liberty для меня стала моя семья: Лина и Николас.

Большего мне и не надо.

– Пап, я так рад!

Николас обнял меня.

И я его не отпускал.

А тем временем уже миновал скорбный день траура, погибших в страшной битве. Тысячи прыгающих навсегда остались в Идеальном измерении, встретив там свою смерть.