Весь мир театр

В иное время Фандорин не позволил бы ехиднам издеваться над его товарищем, но сейчас испытал скверное чувство злорадства. Пускай индюк, «стар» новоявленный, выставит себя перед Элизой и всеми остальными на посмешище! Это тебе не кувыркаться по сцене без единой реплики!

Масе очень нравилось звучание собственного голоса, поэтому просьба его не удивила. С удовольствием он развернул лист, откашлялся и с интонацией заправского декламатора стал читать все подряд. Сверху на странице были напечатаны объявления в красивых рамках — не пропустил и их.

Начал с рекламы пастилы «Трезвость», обещающей исцеление от запоев, прочитав текст с выражением до самого конца:

— «…Гуромадное коритество горьких пуяниц присрари то-ро-га-че-ри-ные бу-ра-го-да-ру-но-сучи, во-суто-ру-га-ясь тю-до-дей-су-то-бенной сирой пасучиры».

— Пробовали мы эту «Трезвость», — пробасил Разумовский. — Не помогает. Одна изжога.

С не меньшим чувством Маса зачитал призыв «классного художника В.Н. Леонардова» записываться к нему в ученики на курс живописи и рисования.

— Сьто такое «курасный»? — спросил он.

— Это значит «очень хороший», «очень красивый», — не моргнув глазом, объяснил Мефистов. — Например, Курасная прощадь. Или про вас можно сказать: курасный актер.

Эраст Петрович нахмурился. Он видел, с какими ухмылками слушают Масу некоторые из актеров, но это не доставило ревнивцу ожидаемого удовольствия.

Однако потешались над коверкающим слова японцем не все. Клубникина, например, мечтательно улыбалась.

Вероятно, для женщины ее склада измена лишь повышает котировку любовника. С умильной улыбкой слушала чтеца и гранд-дама Регинина.

— Ах, почитайте что-нибудь про животных, — попросила она. — Я очень люблю рубрику «Новости Зоологического сада», на последней странице.

Маса перевернул лист.

— «Нападзение удава на докутора Сидорова».

И не просто прочитал, но, можно сказать, воспроизвел всю ужасную сцену нападения питона на заведующего террариумом. Доктор был укушен за руку, и рептилия расцепила зубы, лишь когда ее окатили водой.

— Какой ужас! — схватилась за пышную грудь Василиса Прокофьевна. — Я сразу вспомнила кошмарную змею в корзине! Не представляю, Элизочка, как вы это выдержали. Право, я бы скончалась на месте!

Госпожа Луантэн побледнела и зажмурилась. Маса (наглец, наглец!) встал, успокоительно погладил ее по плечу, стал читать дальше — про новорожденного львенка, от которого отказалась мать. «Дзичёнысь» был спасен сукой-дворняжкой, которая согласилась выкармливать его своим молоком.

Эта заметка понравилась Регининой куда больше.

— Представляю, какая прелесть — крошечный львеночек! И эта чудесная, великодушная дворняжка! Право, я бы съездила посмотреть!

Ободренный успехом Маса сказал:

— Тут дарьсе очень инчересная дзаметотька. «Дзизнь медоведзей в опасуночи». — И прочитал статейку о загадочной болезни двух чернобурых медведей, секрет которой открыл ветеринарный врач г. Тоболкин. Были подозрения, что животные поражены чумой, но, как радостно сообщил слушателям Маса: — «По мунению докутора, борезнь произосьра от усиреннаго дзанячия онанидзумом, ка-ко-во-му медьведзи пуредаюца с утора до вечера. Эта участь средзи медзьведзей редка, но тясто посчигает обед-зьян и веру-бу-рю-дов». Чисутая пуравда! Я сам муного радз видзер в дзюнгурях, как мартыськи…

Он запнулся, на его круглой физиономии отразилось недоумение: чего это вдруг Василиса Прокофьевна с возмущением отвернулась, а «злодеи» зашлись истерическим смехом.

И стало Фандорину жалко бедолагу. Различие в кодексах воспитания, во впитываемых с детства представлениях о пристойном и непристойном — преграда трудноразрушимая. Почти тридцать лет бывший иокогамский паренек существует вдали от своей Японии, но все не может до конца свыкнуться с обыкновениями «красноволосых»: то ляпнет что-нибудь, с точки зрения этакой гранд-дамы, скандальное, то сам зальется краской стыда от чего-то, с западной точки зрения совершенно невинного — например, сидящая женщина уронила зонтик и придвинула его носком туфельки (чудовищная вульгарность!).