Весь мир – театр. А люди?.. (СИ)

— А придется, Диана. Я пересмотрел договор между нашими семьями, советую и вам взглянуть на свой экземпляр. Если вы откажете мне, то существует система отступных по желанию обманутой стороны. В договоре четко прописано, что объединяются двое старших отпрысков рода. О младших там нет ни слова.

— Но вас же не было, а, следовательно, я выполнила…

Он меня перебил:

— Хельмут даже с моим исчезновением не стал старшим сыном графа ле Мор. А теперь, когда я здесь и заявляю свои права, а я их заявляю, и подавно. Или вы становитесь моей женой в недельный срок, или я заберу ВАШ Источник в качестве компенсации. Зачем вы пошли за него замуж?

— Но мне сказали, что в ваше отсутствие Хельмут становится главой рода.

— Главой может быть и да, но старшим отпрыском— никогда, по сути. Кто вам такое присоветовал? Вас обманули.

— Хельмут приехал к отцу, и договаривались они между собой.

— А вы, светлая головка, — он окинул меня насмешливым взором, — даже, наверно, не потрудились изучить договор?

Я опустила голову. Крыть было нечем. Я в глаза этого договора не видела, всем занимался папенька.

«Надо что-то делать, надо что-то делать», — билось где-то у меня в голове. Я судорожно вздохнула, ногтями впилась в ладони. Все, Диана, соберись! Выторговывай хотя бы время. А там, что-то придумается.

— Вернер, — умоляюще сказала я. — Дайте мне месяц.

— Зачем?

— Ну, — я замялась. — Платье там, гости, все надо приготовить. Я хочу, чтобы свадьба была пристойной.

— С Хельмутом у вас было только венчание в храме и скромный фуршет для родных. Чем наша свадьба отличается? У меня нет желания возвращаться в Лидию. Мы будем жить здесь, в Аккаре. Прощаться вам ни с кем не придется. Значит, лишнее время не нужно. Неделя — прекрасный срок.

— Нам надо время ближе познакомиться.

— Я обещаю, что как только мы поженимся, вы узнаете меня очень близко, очень. — Он со значением посмотрел на меня.

— Я прошу вас. Три недели, Вернер.

— Нет.

— Хорошо. Если я взбрыкну, и мы подадим на разбирательство с завещанием в суд, пройдет гораздо больше времени, чем месяц.

Ле Мор задумался.

— Не думаю, что месяц. Недели две. Контракт составлен по всем правилам. Там вопросов не будет. Я бы мог согласиться на две недели, но с одним условием…

Он выжидательно посмотрел на меня. Ура! Две недели — уже что-то. Отстоять хотя бы две недели. Я улыбнулась, как можно чарующе.

— Вы сейчас подойдете ко мне и сами поцелуете меня. Естественно, со всем пылом, на какой способны. И, если я буду доволен результатом, я соглашусь на две недели.

Вот надутый индюк. «Я… Я… Доволен… Соглашусь….» Как последняя инстанции, право слово. Ладно, Диана. Ты на сцене, и это надо сыграть.

Я немного замешкалась. Кого играть? Несмелую, неискушенную инженю или страстную роковую женщину? Ладно, начнем с инженю. Я нерешительно, опустив голову, стала подходить к графу. Он продолжал сидеть в кресле с бокалом в руках. Припустила дрожи в руки, несмело подошла, остановилась над ним и с дрожью в голосе сказала:

— Вы не могли бы встать?

Он лениво встал. Я несмело подняла голову, подойдя к нему еще ближе и, продолжив изображать смущение, указала на бокал:

— Вы не могли бы поставить бокал?

Вернер поставил бокал. Его взгляд выражал интерес.

Подойдя еще ближе, все еще не касаясь его телом, положила руки ему на плечи и, встав на цыпочки, аккуратно коснулась его губ своими. Потом быстро отпрянула, как бы смущаясь, и пока он не успел что-то сказать и все испортить, испустила то ли вздох, то ли стон, а потом припала к его губам все так же неискушенно, но в тоже время нежно и трепетно.

Мои пальцы порхали, как мотыльки, по его лицу — разглаживали брови, обводили скулы, несмело касались волос. И все это легко невесомо и очень— очень нежно. Наконец, я отстранилась и робко взглянула ему в лицо. Взгляд у Вернера был озадаченным.

— Это все? — вкрадчиво спросил он.

Я на выдохе, как бы задыхаясь от собственных чувств, проговорила:

— Да, — и смущенно добавила, — вы такой большой и сильный.

Вернер озадачился еще больше:

— Диана, вы также вели себя с Хельмутом?

— В смысле? — я сделала вид, что оскорбилась.

— Я спрашиваю — это все, на что вы способны? Ну, там — поддать жару, снять с себя все запреты, раскрепоститься… Вам знакомы эти выражения?

— Вы хотите меня оскорбить, милорд?

— Вы можете еще раз поцеловать меня, но не как тринадцатилетняя девочка, а как женщина, которая уже была замужем и знает, что за этим должно последовать.

— Что вас сейчас не устроило? — я грозно уперла руки в бока.

— То, что вы меня не вдохновили. Неделя. Вижу, что надо срочно заняться вашим воспитанием и образованием.

Я взбесилась. Протянула руки, взяв графа за уши и притянув его голову к себе, впилась, как пиявка, в его губы.