Наше время питает склонность к сильным односторонностям, потому что в них сказывается по крайней мере жизненная сила, а сила необходима, что-нибудь должно быть создано. Если налицо одна слабость, то все силы направляются на сохранение существующего во что бы то ни стало. Во всяком случае, тогда нет никаких новообразований, которым можно бы было порадоваться. Сравните это с человеком чахоточным, которому страстно хочется жить, но который постоянно должен думать о здоровье, т. е. о самосохранении. Когда эпоха выдвигает значительное количество подобных характеров, она начинает чтить силу даже грубую, даже враждебную: например желтую, но здоровую фигуру Наполеона у Марвица.
6
Остальные науки (естествознание, история) могут лишь объяснять, но отнюдь не повелевать. Если они и повелевают, то лишь доказывая пользу того или другого поступка. Но каждая мистика, каждая философия скрывает в себе какую-нибудь возвышенную противоестественность, какую-нибудь очевидную бесполезность. Что же, надо ли поставить над ними крест, как и над поэзией, которая есть своего рода бессмыслица?
Счастье человека покоится на том, что где-нибудь существует для него неоспоримая истина, будь то более грубая (благо его семьи, как высший его двигатель), или более тонкая, например вера и т. п. Когда опровергают это, он перестает слушать.
При современной огромной подвижности философ должен служить тормозом: но в силах ли он быть им?
Часть вторая
1
Самое строгое направление философской мысли того и гляди обратится в теорию релятивизма: «человек есть мера вещей». Это ее конец: может ли быть что-нибудь надоедливее этих параличных сторожей, которые то и дело возглашают: «ни шагу дальше!» – «сюда вход воспрещается!» – «такой-то зарвался», – «мы ничего не знаем с абсолютной достоверностью» и т. д. Это почва совершенно бесплодная. Итак, с этим направлением мы покончили! Император Август, будучи мальчиком, приказал замолчать лягушкам, кричавшим вокруг его виллы и надоевшим ему. Светоний утверждает, что они с тех пор замолчали.
2
Надо помнить, что масса философии нами унаследована, что человечество почти насыщено ею. Сколько практической философии содержит в себе всякий разговор, всякая книга, всякая наука! В какой массе случаев становится ясным, как много унаследованной философии заключает в себе всякий человек! Даже у людей Гомера проявляется эта философия. Я хочу сказать, что человечество не перестанет философствовать, если даже кафедры останутся пустыми. Чего-чего только не поглотила и не усвоила себе теология, например всю этику. Такое миросозерцание, как христианское, должно считаться со всеми остальными теориями, бороться с ними, притягивать их к себе, или ставить границы между ними и собою – даже уничтожать их, если они сильны и самостоятельны.
3
Если бы философы захотели теперь мечтать о собственном государстве, то оно называлось бы не Платонополь, а Апрагополь, т. е. город праздных.
Третья часть
А) бессилие современной философии
1
Некоторые вещи приобретают прочность, только когда они становятся слабыми. До тех пор им грозит опасность внезапной и неожиданной гибели. Здоровье крепнет в старческом возрасте. Так и философия насчитывает как раз теперь самое большое количество ценителей и сторонников: она уж не мучит больше людей, многих она даже поддерживает, и они благодаря ей вправе открывать рот и болтать себе сколько угодно. Вещи крепкие и сильные находятся в опасности погибнуть, неожиданно сломаться, привлечь удар молнии. Со всеми полнокровными может случиться удар: но нынешняя уж философия, наверное, не умрет от удара. Особенно безвредной, а, следовательно, бессмертной стала философия с тех пор, как обратилась в историческую дисциплину.
2
Поразительный недостаток любви в современных философах, которые заботятся лишь об избранных; к их мудрости не примешано ни капли веры. Мудрость должна светить всем, как солнце: даже в самую низкую душу должен проникнуть хоть бледный луч ее.
3
Отказывать людям в надежде на обладание! Философия и религия – это тоска по особого рода обладанию.
4
Науки похожи на деревья: можно держаться только за стволы и нижние ветви, а не за верхушки и крайние веточки: иначе и сам упадешь, и ветви обломятся. Так обстоит дело с философией: горе юности, которая хочет уцепиться за вершину.
5
Я ненавижу презрительное отношение к этому миру и осуждение его огулом: из них возникает искусство и мистика. Ах, я понимаю это бегство так: это стремление ввысь и выше мира.
Б) Ученость современной философии
1
Каждая философия должна уметь удовлетворить моему требованию: концентрировать человека, – в настоящее время этого не в состоянии сделать ни одна.
2
Переделать философию в науку, как это делает Тренделенбург, значит окончательно сложить оружие.
3