«Веселая» неделька

Во дворе первым делом стянули с себя куртки и тщательно умылись – было ощущение, что от нас попахивает, сами понимаете чем. Дальше Дока вытащил из холодильника вареное мясо и бутылку водки, налил по полному стакан, и забыв не только про хлеб, а и просто присесть, предложил:

«Давай не чокаясь. Кто б там ни лежал – а все ж человек. Прости его боже, если грешным был!»

Стоя выпили, по кусочку мяса взяли, и только теперь опустились на стулья. Водка, надо заметить, не очень и подействовала, после недавней находки, и Дока налил в стаканы еще раз, теперь по привычных сто грамм. Выпили, закусили, и начали оживать.

«Давай», – Дока откинулся на спинку стула, – «все рассказывай, об этой скважине. Трупак в нее попал – а в Мирном ювелирный ломанули. Значит все связано!»

В последнем я сомневался, на что были основания. И вспомнив, как Мирненский опер Михаил всегда что-то рисовал на листе бумаги, выслушивая результаты наблюдений в поле, куда сам же нас и посылал в недавнем прошлом, любителю детективных историй предложил:

«Неси лист бумаги и карандаш!» – без возражения он побежал в другую комнату.

« Теперь смотри, слушай, и сопоставляй», – я положил бумагу на стол к нему поближе, разделил его вертикальной чертой на две части, и написал вверху – «Понедельник», – Дока на строчку уставился, как на завещание о приличных деньгах.

«Утром было совещание у Павла Петровича. После него с Игорем Георгиевич наметили скважины, договорились завтра съездить в поле и выставить колышки – недалеко от партии, меньше километра», – под «Понедельником» оставил полосу чистой бумаги показать, что ничего пока не случилось. Ниже ее написал «Вторник».

«С Игорем Георгиевичем рано утром съездили на рудное гнездо, рядом с которым оказалась вонючая скважина, о которой мы тогда и не знали, и вбили колышки на местах своих скважин. Там ничем не пахло, а вместо позже разбитой буровиками дороги были старые заросшие травкой следы, по которым до нас в этом году точно никто не проезжал», – под «Вторником» на бумаге бумаги в левой половине нарисовал улыбающуюся рожицу – показать, что запаха не было, а правую часть оставил пустой. Ниже написал: «Среда». Дока внимательно за моей рукой проследил. Пока молчал и слушал меня внимательно.

«Заявились буровики, с ними поехал показывать скважины. Которые, как ты теперь знаешь, во «Вторник» мы с Игорем Георгиевичем выставили. Так вот: запаха никто не почувствовал», – слева под «Средой» нарисовал вторую улыбающуюся рожицу, – «но ночью, как все в партии знают, ломанули Мирненский ювелирный», – нарисовал в правой половине маленький домик и подкоп под него. А ниже этих художеств написал: «Четверг».

«Утром буровики отловили у камералки, и ездил с ними смотреть аварийную скважину – запашок появился, но слабенький. Противный конечно, но я тогда подумал, что пахнет как и из нашей глубокой скважины, с сероводородной водичкой», – Дока головой кивнул, о той скважине все охотники в партии знали, – «А перед этим я разговаривал с Мирненским опером, нашим с тобой приятелем – Михаилом. Он приезжал к начальнику партии, ну я под руку и попал. Интересовался нашими канавщиками: нет ли пропавших на днях. Такой был – Иван Лопатин. Но вещи его в общаге остались. А уже к обеду стало ясно, что он ювелирный и ломанул: его ботинки оставили следы в траншее возле магазина, и на них же Михаил нашел отпечатки пальчиков самого Ивана, совпавшими с отпечатками на стеллажах в магазине». Ниже «Четверга» нарисовал слева небольшое облачко – появился запашок, а справа – домик ювелирного, с фигуркой маленького человечка рядом, с лопатой в руке.

«И что получается?», – Дока не выдержал роли пассивного слушателя.

«Ошибаешься, если думаешь, что расчлененка в скважине и ювелирный связаны».

«Это почему же?» – возмутился напарник, – «Может, ювелирный вдвоем брали, и напарника Иван твой (почему мой?) мочканул, что б не делиться!»

«Не получается», – я подвинул лист бумаги к нему поближе, – «в ночь на «Среду» ювелирный обокрали, из скважины потянуло в четверг. А мы прекрасно знаем на примере сайги, что даже при местной жаре запашок появляется не раньше, чем на третий день. А если учесть, что в скважине все же попрохладней, чем на солнце, то и запашек почувствуется попозже, может к вечеру третьего дня», – Дока промолчал и почесал затылок.

«И это не все», – слева под «Средой» я нарисовал на бумаге самоходную буровую, – «с утра наши буровики рядом с вонючей скважиной начали бурить свою, которую я показал. И привести туда человека на убиение, или уже в частях, можно было только до них и никак не позже», – теперь Дока озабоченно вздохнул.