Весельчаки

— С какой стати я должен обижаться?

Тогда я смело сказал:

— Вы знаете Нину Павловну?

— Что за вопрос!

— Так вот если вы её хорошо знаете… — И тут я моргнул ему. Взял и моргнул нечаянно. И молчал. Пусть сам поймёт. Вот и всё.

Но он ничего не понял.

Я ещё моргнул. Левым глазом я здорово моргаю. А правым не получается.

Он опять не понял.

— Ты всё моргаешь, — говорит мне. — У тебя неплохо получается. А ну ещё моргни! — Тут он обнял меня и говорит: — Я, брат, на войну ухожу. Пришло моё время сражаться. Будет у вас новый директор. Кстати, женщина. Ну, давай руку, вот так. Прощай!

И он пошёл. Больше я его не видел.

Идя к секретарю, я рассчитывал увидеть её всю в слезах. По лицу я заметил, что слёзы были, когда меня не было. Но сейчас лицо уже отключилось, стало каменное. И всё.

Война шла долго…

Снег

В нашем южном городе никогда прежде не шёл снег. Но вдруг повалил. Мне было три года, я побежал к отцу и закричал:

— Снег идёт!

— Откуда ты узнал, что это снег? — удивился отец.

— А что же это? — говорю.

— Это снег, всё верно. Но откуда ты узнал об этом?

— О чём узнал? — не понял я.

— Ну что это именно СНЕГ, а не что иное?

— Но это ведь снег! Он пошёл, и я в окно увидел.

— Ты раньше его видел?

— Нет.

— Раз ты не видел его никогда, как же ты узнал, что это СНЕГ называется?

— А разве он не так называется?

— Но ты откуда это узнал? Раньше ведь ты его не видел. Каким образом пришло тебе в голову, что это СНЕГ?

— Это может быть только СНЕГ, а не что другое, — сказал я.

— Откуда ты это взял?

— Я утром проснулся, а мама сказала: «Смотри, снег пошёл!» Я закричал: «Снег идёт!»

— Почему меня об этом не предупредили? — сказал отец.

— О чём?

— О чём, о чём… Если снег пошёл без предупреждения, то хотя бы раньше сказали, что снег идёт… Вечно меня опережают. Мне бы хотелось первым сказать тебе о снеге. Я ведь родом из тех краёв, где зимой полно снегу. Но я очень давно там не был и давно не видел снега. Почему мне сразу не сказали об этом? И вечно меня опережают…

Он в окно любовался снегом.

А снег шёл и шёл…

Не приставай!

Он спросил меня:

— Что волны делают?

Я понятия не имею, что они делают. Так ему и ответил. А он:

— Бегут они, или как?

— Что ты пристал, — говорю, — с ерундой какой-то? Наверное, они бегут…

— Да нет, — говорит, — это лошади бегают, а не волны.

— Постой, постой, — говорю, — как в песне поётся: «…а волны бегут и бегут за кормой…» Что против песни скажешь?

— Ну ладно, — говорит, — предположим. А ещё что они делают?

— Плывут, — говорю. — Ещё скачут…

— Плавают, — говорит, — рыбы. А скачут опять же лошади.

— В таком случае, — говорю, — они перекатываются.

— Да ты когда-нибудь море видел? Ничего там не перекатывается. Это шарик перекатывается!

— При чём тут шарик? — говорю. — Волны перекатываются, это каждый знает. Одна волна перекатывается через другую.

— Накатывается, а не перекатывается. Одна на другую накатывается. Как же они друг через друга могут перекатываться, если они друг друга никогда догнать не могут?

— Кто сказал, что не могут?

— А по-твоему, могут?

— Постой, постой, — говорю, — если они перекатываться друг через друга не могут, оттого что догнать друг друга не могут, то, выходит, они накатываться друг на друга тоже не могут, раз им друг друга не догнать?

— Постой, постой, — говорит, — совсем запутался, что ты там такое наворотил?

— Это ты наворотил со своими волнами, а не я. Волны просто разбиваются о скалы — вот и всё. Сдались тебе эти волны!

— А если скал нет?

— Тогда… они не разбиваются, вот и всё.

— А куда же они деваются?

— Как — куда? Никуда… в песок уходят…

— А из песка?

— Там в песке и остаются.

— Тогда море бы высохло. Целиком в песок ушло.

— Значит, не все волны в песок уходят. Ветер утихает, и море успокаивается. Волн нет, и море себе спокойно.

Он почесал свои уши и говорит:

— Почему же оно всё в песок не уходит? Почему всё море не высыхает?..

— Слушай, — говорю, — не лезь не в своё дело. Оставь море в покое! Что ты к нему пристал! Того и гляди море высохнет — так пристал. Не приставай ко мне! Слышишь? Не приставай…

Брат

Мой старший брат, безусловно, желал мне добра. Раздражаясь, он говорил быстро-быстро, захлебываясь словами. А я постепенно терял смысл слов и взаимосвязь между ними.

Он говорил мне:

— Учи уроки. Без знанья тьма, стул, стол, табуретка, мы, вы, Амстердам…

Он, безусловно, знал, что хотел мне сообщить. Но он так жаждал всё сразу сказать и вывести меня в люди, что немножечко торопился, и я не всегда понимал его.

Я не получал того комплекса знаний, которые он нёс мне от всей души. Наоборот, я всё страшно путал, и доходило до того, что весь мир мне казался непонятно чем.

Как-то утром мой брат опять стал говорить мне очень быстро несметную кучу слов. Потом он схватился за голову и так долго сидел за столом.

Я вышел из комнаты, вернулся через минуту, вылил ему на голову ведро воды.

Оказалось, он этого не хотел.

Ёж и другие

Ёж