Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

И тут, как предписывал план партполитработы, штрафников пришел поздравлять с Новым годом высокопоставленный генерал. От увиденной картины он обомлел. Пьяные, разрумянившиеся штрафники спали вповалку на дне окопов – в ботинках с обмотками. В тридцатиградусный мороз! Перегарный дух плыл над траншеей… Речь генерала была короткой и эмоциональной. Немедленный расстрел изменникам Родины, вступившим в сговор с врагом, был самой слабой угрозой. Переведя дух после нескольких связок матюгов, генерал чуть успокоился и сказал: «Мне еще поздравлять ваших соседей справа. У вас есть полчаса, чтоб вернуть валенки». – И генерал, посмотрев на часы, со свитой удалился. Отчаянные бывшие бандиты с невыветрившимся хмелем в головах молча, без криков «ура» пошли на немцев. Без единого выстрела, с ножами в руках заняли окопы врага, некоторых прирезали, остальным набили морды и обезоружили. Забрали валенки, оставшийся шнапс, опохмелились и вскоре задорно стояли в строю перед генералом, сбивая его с ног ветром перегара. «Вот теперь я вижу перед собой настоящих бойцов Красной Армии!» – начал поздравительную плановую новогоднюю речь начальник»[666].

Между тем, война ежедневно давала примеры как мужества и героизма, так и величайшего сострадания. Своеобразным образом водка вмешивалась в формирование на войне так называемого «образа врага» – неотъемлемой части «психологии комбатанта». В каких-то случаях она могла его смягчить или затуманить, в других – вызывала большее озлобление по отношению к захватчикам. В эпизодах, связанных с «наркомовскими 100 граммами», отражаются и эти важнейшие стороны жизни людей на фронте. В 1999–2000 годах в русскоязычной монреальской газете «Место встречи» печатались воспоминания Надежды Матвеевны Оцеп. Двадцатилетней девчонкой, только что получившей диплом врача, она ушла на фронт и прошла всю войну с медсанбатами и полевыми госпиталями. В Канаде много русских, и эти воспоминания читали взахлеб, передавали из рук в руки, дошли они и до Москвы. Вот какой эпизод из жизни фронтового госпиталя, в частности, описывает Н.М. Оцеп: «Продвижение по белорусской земле не было триумфальным шествием. Бои шли тяжелые, но настроение было боевое, вера в победу незыблемая. Все менялось. Навстречу нам шли немецкие военнопленные, таща на себе грязные, рваные тяжелые шинели, набухшие от сырости, с трудом передвигая по грязи отяжелевшие, отекшие, натруженные, а позднее обмороженные ноги. Измученные, изможденные, обросшие щетиной лица, безнадежность, безразличие и тоска во взгляде, грязные повязки со следами крови – все это вызывало у нас, медиков, не столько ненависть, сколько жалость к страдающим людям. Вспоминается такой случай. Среди наших раненых оказался совсем юный немецкий летчик, катапультировавшийся со сбитого горящего самолета. У него были множественные тяжелые ожоги ног и рук. Ни есть, ни передвигаться самостоятельно он не мог. Раненые бойцы, еще ошалевшие, не остывшие от возбуждения боя и подогретые 100 граммами «наркомовской» водки, встретили немца «в штыки», и только вмешательство военных фельдшеров остудило накалявшиеся страсти и предотвратило возможную беду. Мы долго не выходили из операционной палатки, а когда вышли, увидели незабываемую картину – раненые кормили (!) летчика супом и говорили какие-то успокаивающие слова. Ненависть сменилась жалостью»[667].

Разумеется, далеко не все на войне пользовались «универсальным средством» поднятия боевого духа, снятия стресса и усталости. Находились и убежденные трезвенники. Вспоминает режиссер Григорий Чухрай: «Нам в десанте давали эти пресловутые «сто грамм», но я их не пил, а отдавал своим друзьям. Однажды в самом начале войны мы крепко выпили, и из-за этого были большие потери. Тогда я и дал себе зарок не пить до конца войны. Было несколько отступлений – вынужденно-необходимых… Те, кто придумал эти сто грамм «для храбрости», ссылались на авторитетное мнение медиков: водка снимает стресс. Кстати, на войне ведь почти никто не болел, хотя и спали на снегу, и лазили по болотам. Нервы были на таком взводе, что не брала никакая хворь. Все само проходило. Обходились и без ста грамм. Все мы были молоды и воевали за правое дело. А когда человек ощущает свою правоту, у него совсем другие рефлексы и отношение к происходящему. Запрет на спиртное был снят мной в День Победы. Этот самый радостный и незабываемый день я встретил на австрийской границе» [668].