Читаем Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» полностью

В 1944 году ленинградский технолог В. Г. Свирида разработал по заказу для высшего командного состава Советской армии знаменитую «Столичную». Новая водка так понравилась руководству страны, что была «засекречена» и в свободную продажу поступила только при Хрущеве – зато стала на несколько десятилетий символом праздника во многих советских семьях[694]. В феврале 1945 года прибывшие на Ялтинскую мирную конференцию члены «большой тройки» – Сталин, Рузвельт и Черчилль – первыми попробовали один из самых прославленных коньяков Тбилисского коньячного завода, завоевавший 21 медаль на различных международных выставках. Когда знаток коньяков Черчилль спутал его с французским, Сталин был очень доволен этой маленькой дипломатической победой и распорядился наградить автора напитка. Так главный технолог Тбилисского коньячного завода Вахтанг Цицишвили стал лауреатом Сталинской премии.

Что же касается обычных потребителей, то они могли приобрести водку по коммерческим ценам. В 1944 году она стоила 160 руб. за пол-литровую бутылку; далее цены быстро понижались: в 1946 году – уже 80 руб., затем 60 руб.; по этой цене водка и продавалась после отмены карточек.

В повседневной жизни послевоенных лет ожидания перемен к лучшему довольно быстро столкнулись с новым витком репрессий, «холодной войной», очередными идеологическими кампаниями и медленно преодолеваемыми трудностями восстановления. В этих условиях послевоенного быта маленькие кафе-«забегаловки», пивные, закусочные с неизменной продажей спиртного (старшее поколение еще помнит набор «100 граммов с прицепом» – кружкой пива) становились излюбленными местами встреч вчерашних фронтовиков, тружеников тыла и подраставшего поколения. «Шалманная демократия» этих заведений (их частым прозвищем стало «Голубой Дунай») на какое-то время возвращала людям чувство товарищества и равенства, противостоявшее официальному «идейному единству» и казенному патриотизму[695].

После отмены карточек в 1947 году в городах открылись наполненные товарами магазины. При зарплате в 500-1000 руб. килограмм ржаного хлеба стоил 3 руб., пшеничного – 4 руб. 40 коп.; килограмм гречки – 12 руб., сахара – 15 руб., сливочного масла – 64 руб., подсолнечного масла – 30 руб., мороженого судака – 12 руб.; кофе – 75 руб.; литр молока – 3–4 руб.; десяток яиц -12-16 руб. (в зависимости от категории, которых было 3). Пол-литровую бутылку «Московской» водки продавали за 60 руб., а жигулевское пиво – за 7 руб. Из водок, помимо «Московской», были «Брусничная», «Клюквенная», «Зверобой», «Зубровка»[696].

Четвертый, послевоенный, пятилетний план предполагал, что «в большом масштабе будет организовано производство высококачественных вин, советского шампанского, пива и различных безалкогольных напитков. Выпуск вина возрастет с 13, 5 млн декалитров в 1940 году до 18, 5 в 1950 году, т. е. на 37 %. Единственным продуктом, по которому выработка в 1950 году не достигнет довоенного уровня, является водка; она будет вытесняться продукцией пивоварения и виноделия»[697].

Однако в действительности дела обстояли не совсем так. Официальная статистика указывала, что в 1950 году «был значительно превзойден довоенный уровень производства всех основных видов пищевой продукций; особенно по таким высокоценным продуктам, как животное масло, мясо, консервы, кондитерские изделия»[698], зато умалчивала об истинных масштабах производства спиртного. Но в то же время государство делало его все доступнее.

Послевоенные годы памятны для многих людей старшего поколения систематическими весенними постановлениями Совета министров и ЦК КПСС «О новом снижении государственных розничных цен на продовольственные и промышленные товары». В число этих товаров неизменно попадала вместе с другой алкогольной продукцией и водка; так, неслучайно, в 1947 году цена на нее снизилась на 33 %, а в 1953 году – на 11 %. Масштабы этого снижения стали предметом специального обсуждения на Политбюро в мае 1949 года. Ведь в послевоенные годы народ стал меньше потреблять водки и больше покупать кондитерских изделий, ширпотреба и пр. Снижение цен на алкогольные напитки должно было, по расчетам правительства, увеличить их реализацию и тем сохранить доходы от продажи. Так, только за 1947–1949 годы производство водки в СССР увеличилось с 41, 4 до 60 млн декалитров, т. е. почти в 1, 5 раза, а цена 0, 5 литра водки снизилась с 60 до 30 руб.; но об этом достижении советской экономики пропаганда не распространялась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука