Читаем Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» полностью

Вернем упреки в необразованности и некультурности тем, кто плохо понимает, что непотизм и симония скорее не бич, но лучшее свидетельство становления власти и желанного укрепления государственных устоев, ибо показывают, что власть действительно таковой и является. Кому придет в голову искать милостей у пустого места? Убедительное подтверждение возрастания авторитета низовых учреждений из Омской губернии (2.1.23): «Предсельсовета деревни Казанки Казаткульской волости Татарского уезда совместно с секретарем означенного совета за самогон подделывают окладные листы, свидетельствуя фиктивную уплату продналога»[458].

Самогонщики нередко руководствовались и прямыми указаниями попечительного начальства. Мы точно не можем разъяснить, что и как в это время происходило в сельце Шушенском, но подлинно известно, что по соседству председатель качергинского волисполкома Минусинского уезда (25.1.23) «разрешил крестьянам ставить самогонные аппараты и вместе с самогонщиками пьянствует»[459]. В Новониколаевской губернии (29.1.23) в Канском уезде «коммунисты способствуют развитию винокурения. В селе Болмон определенные лица гнали самогон специально для коммунистов»[460]. Там же в Черепановском уезде крестьяне откровенно ссылались на пьянство среди коммунистов и ответственных работников, с «которых они берут пример»[461].

Хочется сказать, вот так бы и во всем. Но нет, нельзя поддаваться порывам и следовать кому бы то ни было решительно во всем. Случалось и так, что комактив был не на высоте своей социальной ответственности. Из Новониколаевской губернии сообщали (29.1.23), что «в Кауранской волости крестьяне называют некоторых коммунистов бандитами и пьяницами, так как они в пьяном виде устраивают дебоши»[462]. В Кубано-Черноморской области все еще цепко держались за традиции военного коммунизма, принципы нэпа с трудом проникали в сознание местных коммунистов (17.11.22), которые вместе с милиционерами продолжали бесцеремонно отбирать у населения самогон и распивали его[463]. Теперь совершенно ясно, почему Кубань, как и Тамбов, где тоже установилось облегченное отношение властей к населению, долгое время оставались ареной политического бандитизма – потому не смей отбирать у населения самое необходимое.

Но не будем забывать о принципиальных особенностях победившего государственного уклада. За годы гражданской войны и военного коммунизма партийцы привыкли к руководящей директиве из центра, научились любить ее и относиться как к родной. Ответработники жадно прислушивались к каждому дуновению из Москвы и нередко попадали впросак из-за капризов прихотливой столицы.

В марте 1922 года на одном из заседаний XI партсъезда в президиум Ленину подали записку, в которой говорилось: «Тов. Ильич! Разъясните в заключительном слове точнее одно место в Вашей речи от 6 марта. А именно, то место, где Вы сказали: «Он немного дерет, зато хмельного в рот не берет». На местах это поняли как санкцию выпивок (пьянства) до бесчувствия, особенно в деревнях. Все варят и гонят самогон – Ленин разрешил»[464].

Вот так, как говорится, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Конечно же, Ленин гнать самогон не разрешал, просто 6 марта в выступлении на заседании комфракции Всероссийского съезда металлистов он разразился очередной гневной филиппикой по поводу бюрократизма: «Самый худший у нас внутренний враг – бюрократ, это коммунист, который сидит на ответственном (а затем и на неответственном) советском посту и который пользуется всеобщим уважением, как человек добросовестный. Он немножко дерет, зато в рот хмельного не берет. Он не научился бороться с волокитой, он не умеет бороться с ней, он ее прикрывает. От этого врага мы должны очиститься и через всех сознательных рабочих и крестьян мы до него доберемся»[465].

Значит, – смекнули на местах, – бюрократ это тот, кто не пьет, и ответственные работники, чтобы до них не добрались сознательные рабочие и крестьяне, ударились в загул. Можно представить, как иные партийцы, со стойким отвращением к вину начинали запивать, очищаясь в вине как в струях иорданских от скверны бюрократизма. И, надо отдать должное, помогало. Так в сообщении из Тамбова (30.1.23) обсерваторы из ГПУ отмечали, что наряду с оживлением в работе комячеек наблюдаются случаи пьянства среди коммунистов и увлечение игрой на биллиарде в трактирах[466]. Здесь впору и задуматься, что чему причиной, либо оживление – пьянству, либо наоборот, пьянство – оживлению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология