Читаем Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона» полностью

Как, может быть, ни досадно было пролетарским идеологам узнавать такие вещи, но выгода побуждала гнать самогон не зажиточные слои деревни, а в первую очередь бедноту. Наблюдатели из Орловской губернии в донесениях об усилении пьянства определенно подчеркивали, что (1.2.23) самогон гонит крестьянская беднота, (16.2.23) «самогонщиками в большинстве случаев являются бедняки, выделывающие самогон для продажи»[430]. Таковое положение было характерным не только для европейской части. По Новониколаевской губернии также узнаем (29.1.23), что выделкой самогона занята большей частью крестьянская беднота, а его потребителями являются кулаки[431]. Из Томской писали (16.2.23), что «кулаки, боящиеся ответственности, нанимают бедняков для производства самогона»[432].

Во время сбора налога в душе крестьянина со всей своей силой пробуждалась непокоренная натура мелкого собственника, далекого от идеалов мировой революции, проявлялось недовольство, а самогон разом напоминал все старые обиды и тогда веселье могло омрачаться эксцессами. В Новониколаевской губернии (27.11.22) по Черепановскому уезду наблюдались неоднократные случаи избиения зажиточными крестьянами продработников[433]. В Томской губернии (24.1.23) тоже огорчение: «Меры, принимаемые в борьбе с пьянством, положительных результатов не дают. Пьянство усиливается, а вместе с тем усиливается уголовный бандитизм. В Мариинском уезде пьяной толпой убит милиционер. Из уездов поступают многочисленные свидетельства, что пьяные крестьяне избивают коммунистов. Настроение крестьян повсеместно неудовлетворительно, крестьяне обвиняют советскую власть в том, что она их грабит»[434].

Соединенное пьянство

Но, как известно, милые бранятся – только тешатся. В январе 1923 года соединенное пьянство перешагнуло все виданные границы и приняло беспрецедентные масштабы. Из провинции хлынул поток сообщений о развитии пьянства в ужасающих размерах. Информация о самогонке оттеснила в госсводках на задний план все остальные темы. В отчетах ГПУ наряду с традиционными «бандит», «фин», «церк» и прочими специальными бюллетенями на полных правах утверждается особое обозрение, которое для революционной ясности также получило свое краткое название – «пьян» или «пьяньсводка», с мягким знаком или без оного. Нам кажется, что употребление мягкого знака в середине выгодно смягчает их грубоватое содержание. Объем информации, поставляемый «пьяньсводками» был огромен и несистематизирован и, чтобы подчинить этот разгул хоть какому-нибудь порядку, можно устроить выборочную экскурсию по наиболее примечательным местам с запада на восток, так сказать, по следам былых триумфальных шествий.

Витебская губерния (31.1.23): выделка самогона не прекращается, особенно в Витебском, Невельском и Полоцком уездах[435].

Иваново-Вознесенская (24.1.23): «Пьянство в деревне усиливается. Самогон гонят поголовно целые районы. Борьба с ним положительных результатов не дает»[436].

Вотская область (24.1.23): «Пьянство в области развивается и захватывает все население. Пьянствуют поголовно все – рабочие, крестьяне, служащие и даже ответственные партработники»[437].

На такие тривиальные сообщения, подобные формальной отписке из Чувашской области (15.1.23): «Развивается выделка самогона и пьянство»[438], – не стоит обращать внимание. Видно, что чувашские обозреватели подходили к делу по казенному, без огонька. Гораздо значительнее выглядит такая же скупая заметка из Немкоммуны (1.2.23): «Тоже развивается самогоноварение»[439], которая, напротив, заключает в себе очень многое, она говорит, что инородные бациллы сумели проникнуть и в строгий уклад немецких католических и меноннитских колоний.

Иной раз можно обратить внимание, что в потоке ежедневных сообщений по стране на интересующую тему еще ни разу не фигурировало названия той или иной губернии, но удивление вскоре спешит смениться покоем. Оказывается, что и в Калужской губернии (15.2.23) тоже процветает и, по всей видимости, давно «поголовное пьянство среди крестьян»[440]. Или в Петроградской (19.3.23): «Выделка самогона принимает грандиозные размеры»[441]. Эге! А когда она началась и как в каких обстоятельствах развивалась? Почем гусь хлебного вина на базаре? Такие петроградцы, хотели умолчать факт!

Но открытия зовут нас дальше на восток, за Урал, где нивы тучнее и царит сибирское хлебосолье. В Новониколаевской губернии (4.1.23): «Крестьяне, выполнив продналог, поголовно занялись выделкой самогона. Вместе с крестьянами пьют сотрудники милиции, пьянство развито даже среди совработников и сельского духовенства. Отмечены случаи поголовного пьянства целыми деревнями»[442]. Там же (28.2.23): пьянство продолжается, выделка самогона отмечена в совхозах и коммунах[443].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология