Но идеалы на то и есть идеалы, чтобы, оставаясь недостижимыми, вечно понуждать человечество к совершенствованию. Даже дойдя до крайних берегов не нашла полного равенства рабоче-крестьянская армия. Ответственному работнику Наркомата по делам национальностей М.Х.Султан-Галиеву пришлось в Крыму быть свидетелем сцены, как командир отряда, весь красный от вина, отдавал какие-то бессвязные приказы красноармейцам. Те не слушались и перебранивались: «Ты сам во как выпил, а нам только по две кружки досталось», – укоризненно и возбужденно говорили ему красноармейцы. «Как мы потом выяснили, – возмущался Султан-Галиев, – они требовали себе еще по стакану вина»[419]
.Да, Крым был жемчужиной, и не только в императорской короне, его достоинства вполне оценили и члены новых знатных фамилий. Речь пойдет о Дмитрии Ильиче Ульянове, как понятно, родном брате всесильного кремлевского диктатора. В конце 20 – начале 21 года Дмитрий Ильич подвизался в Крыму по санаторному делу, а также в качестве члена обкома и ревкома Крыма. А 7 мая 1921 года в повестке заседания президиума обкома возник пункт № 3, который кратко гласил: «Слушали: О тов. Ульянове». Что же о нем?
«Постановили: Поручить тов. Артемову собрать материал о случае появления тов. Ульянова в нетрезвом виде и выступлении на общем партийном собрании и представить областкому на предмет направления в ЦК. Довести об этом до сведения пленума обкома»[420]
. 8 мая пленум обкома по тому же вопросу о товарище Ульянове постановил: «Заявление и все имеющиеся материалы о тов. Ульянове переслать в контрольную комиссию ЦК. Просить ЦК о немедленном его отзыве»[421].Выпивки, да и манифестации в нетрезвом виде были не в диковинку в крымской парторганизации и в случае с поспешным обличением Дмитрия Ильича, как видно, сыграло роль то, что крымскому руководству было не совсем ловко в присутствии родни самого Ленина и пьяный запой его братца пришелся как нельзя кстати, чтобы быстро от нее избавиться. Впоследствии младшему Ульянову пришлось довольствоваться только кремлевскими погребами, будучи на службе в сануправлении Кремля.
Но довольно! Хватит собственным тенденциозным подбором отдельных эпизодов пытаться искажать монументальный образ течения великой социальной революции. Пора переходить на деловую основу изучения истории с объективных позиций, опираясь не на оговоры завистников и домыслы праздных людей, а уповая на совершенство политического сыска и точно поставленную государственную информацию. Такая возможность сейчас, слава Богу, имеется. Любители истории, да и сами историки еще довольно смутно представляют себе, какие сокровища продолжают хранить архивы нашей многоликой политической полиции. В силу особенностей своей профессии и обширных обязанностей, наложенных на них новым общественным строем, чекисты незримо всегда оставались самыми компетентными и добросовестными несторами советского общества.
С окончанием 1922 года советская страна приближалась к порогу завершения исключительно трудного этапа своей истории. Позади остались две войны, две революции и порожденный ими чудовищный голод – испытания, которые оказались невыносимыми для 13–15 миллионов соотечественников, заплатившими жизнью за обновление страны. Осенью 1922 года остался, в основном, позади последний, наиболее жуткий экзамен массовым голодом в традиционных земледельческих губерниях России. Новый урожай, не такой щедрый, но все же достаточный, позволял обществу, накопившему гигантский стрессовый заряд, чуть поглубже вздохнуть и в меру расслабиться, вступая в открывающийся период национальной истории. И вот здесь, на рубеже 1922 и 1923 годов переход общества из периода потрясений в новое упорядоченное состояние, был ознаменован не только торжественным провозглашением Союза ССР, но и другими, не столь респектабельными, но не менее любопытными событиями. По своей скоротечности и пикантности эти события, имеющие непосредственное отношение к предмету социальной психопатологии, остались плотно занавешенными в историческом сознании разными высокими политическими дискуссиями, здравицами и трагедиями вождей. Остались выцветшая чернильная тень, брошенная древом жизни на серую канцелярскую бумагу, да невидимый червяк из замысловатых молекул в генетической памяти потомков. В секретных информационных сводках ВЧК – ГПУ, составляемых по крупицам сведений, поступавших со всех уголков страны, отразился героический и будничный повседневный портрет послереволюционного общества.
В ту осень все шло так, как и было заведено исстари: завершилась уборочная страда, крестьянин разбогател новым, выстраданным урожаем; за Покровами приближающаяся зима обещала заслуженный отдых земледельцу. В эту пору и начал потихоньку куриться дымок на глухих заимках, да в банях на отшибах. Бдительная агентура ГПУ стала повсеместно отмечать схожие явления: