В так называемой «стрекопытовщине» – известном мятеже красноармейцев 2-ой бригады 8-й стрелковой дивизии, вспыхнувшем в марте 1919 года в Гомеле, думается, немалую роль сыграло особое зелье местного производства. Снабжение частей было поставлено отвратительно, красноармейцы жили на половинном пайке непонятного хлеба, от которого случались массовые заболевания. В то же время по соседству с казармой процветали базары, полные всякой снеди, булочные и кондитерские с пирожными. Каков тут мог быть выход, если к тому же, как писал комиссар бригады, «солдаты имели полную возможность напиться допьяна, так как спиртные напитки и еще какую-то жидкость, называемую «медком», от которой люди делаются почти сумасшедшими, достать было очень легко»[405]
. Любопытно, что, перед тем как взбунтоваться самой, 2-ая бригада отличилась в подавлении мятежа 153 полка, а затем, в свою очередь, была разбита подступившими свежими советскими частями.Причудливые гримасы гражданской войны: крестьяне бунтовали, их усмиряли и мобилизовывали в армию, где они сами добросовестно участвовали в расправе над мятежами, затем вновь начинали бунтовать и вновь подавлялись свежими частями, спешившими в свой черед им на смену. Ясно, что в объяснении такой чертовщины, научному анализу в первую очередь подлежат не социальные противоречия и классовая борьба, а химический состав этого самого «медка».
Живейший интерес к частной и общественной жизни советского аппарата проявляли не только ревнители партийной дисциплины, но и органы. Достаточно наугад ознакомиться с конфиденциальной сводкой секретного отдела ВЧК о положении дел в стране за любую неделю, чтобы через сообщение об очередном контрреволюционном выступлении наткнуться приблизительно не следующее: Полтавская губерния, гоголевские места, Миргород: «Некоторые ответственные работники на глазах всего народа ведут нетрезвую жизнь». Та же губерния, те же литературные места, Хорол: «Пьянство и разгул дошли до невероятных размеров, пьянствует железнодорожная охрана, пьянствуют совработники. Водка чуть ли не открыто продается по 40 рублей бутылка»[406]
.Теми же сюжетами пронизана и информационная продукция отделов военной цензуры РВСР. В отрывке, скопированном в марте 1920 года из частного письма из Уфимской губернии находим следующее: «В каждой деревне у нас черт знает что, прямо становится невыносимо. В каждом доме самогон, муки переводят много, а несчастные люди мрут с голода»[407]
.Много говорилось и писалось о жестокостях гражданской войны, о бесчисленных жертвах красного и белого террора. Как правило, в этом случае указывают на классовую доктрину одних и жажду мести других, наконец, списывают многое на ожесточение сердец и огрубление нравов многолетней человеческой бойней, но как-то упускают из виду то, что в компании с комиссарами, офицерами, солдатами и казаками свирепствовал еще один непременный участник событий – зеленый змий. Вот краткое описание одним непьющим коммунистом деятельности карательного отряда в Крестецком уезде Новгородской губернии:
В июне 1919 года отряд из 40 красноармейцев и 12 коммунистов отправился в Рахинскую волость, где отмечались выступления дезертиров. «Вот тут-то и начали происходить возмутительные дикие оргии. Командир роты тов. Яшинский, комиссар Иванов, член крестецкого ревкома Бутин, имевший неограниченные полномочия по расстрелу граждан, оказались с места пьяными. Начались расстрелы попадавшихся по пути добровольно являвшихся дезертиров без определения в некоторых случаях существенной вины. Остановившись проездом в селе Старое Рахино, наши руководители в полном смысле слова превратились в пьяных бандитов. К сему прибавился еще пьяный до бессознания фельдшер красноармейской роты тов. Фомкин, который кричал: «Нужно всех расстрелять!», а сам даже винтовку оставил на подводе. Бутин требовал в квартире (где телеграфа вообще не существовало) вызвать по телеграфу Новгород, комиссар Иванов сидя за столом блевал…» Далее следует рассказ о том, как кто-то из этих товарищей пытался в упор стрелять в одного задержанного, да промахнулся и т. п. [408]